Алексей Андреев: отцы и дети Рунета

Алексей Андреев: отцы и дети Рунета

В программе «Удельный вес» — человек, который, подобно многим гостям студии SeoPult.TV, с незапамятных времен создавал Рунет, однако, в отличие от большинства из них, не только делом, но и словом. С Александром Плющевым беседует Алексей Андреев, более известный старожилам российской части Сети как Леха Андреев.

Александр Плющев: Давай сделаем акцент на твоей журналистской и редакторской деятельности. В нашей сегодняшней получасовой программе что успеем, то охватим.
Алексей Андреев: Хорошо.
А. П.: Начнем с образования. В 1993 году ты окончил мехмат Ленинградского университета, да?
А. А.: Матмех, в Питере это матмех. У нас математики больше просто, чем в Москве. В Москве механика в основном.
А. П.: Как ты выбирал вуз, зачем?
А. А.: Знаешь, на самом деле почти на автомате. Я окончил физмат-школу. Вообще, после одной загадочной олимпиады в восьмом классе все шло некоторое время на автомате. Я выиграл областную олимпиаду по математике, и меня там стали агитировать в физмат-школу. Я не спешил, я сказал, что опаздываю на автобус, и вернулся домой. И как-то вдруг обмолвился родителям, что меня звали без экзаменов в физмат-школу, потому что олимпиада. И родители меня стали пилить. Они сказали: «Чего ты не пошел? Будешь тут, значит, в деревне сидеть». Все и завертелось. Была идея, кстати, после физмат-школы двинуть на факультет журналистики, как это ни смешно, у меня и моего приятеля. Но, к счастью, на самом деле, мы не пошли правильно. Потому что мне кажется, что все-таки матмех дает более интересную базу, которую можно потом в разные места прикладывать. Потом, не то чтобы на автомате — в целом заниматься наукой мне всегда нравилось. И, ты говоришь, журналистская деятельность — для меня на самом деле даже журналистика и все, что дальше идет, — это форма науки. Есть хорошее определение: наука — это удовлетворение своего любопытства за чужой счет. Это то самое.
А. П.: Журналистика — то же самое.
А. А.: Да, сначала у меня была классическая наука, после университета я поступил в аспирантуру института информатики. Я занимался очень навороченными вещами: клеточные автоматы, нейронные сети… Это было просто интересно. Потом я в Штаты поехал, тоже с аспирантурой. А потом в какой-то момент понял — скорее потому, что обнаружил интернет, — что можно как-то наукой в смысле любопытства заниматься иначе, без формальной науки. И к тому же фишка еще была в том, что в России классическая наука помирала, прямо скажем. Поэтому нужно было или там остаться, как сделала, условно говоря, половина моих коллег по университету… Кто хотел фундаментальной наукой заниматься, остался где-то за рубежом в то время. А кто возвращался сюда, выбирал местную версию науки.
А. П.: А ты почему не остался, не основал там какой-нибудь стартапчик?
А. А.: Ты знаешь, мне как раз понравилась идея отложить не то что страну, а научную и математическую историю в себе и заняться какими-нибудь другими вещами, той же японской поэзией, еще чем-то. Для этого как раз Россия, как ни странно, больше подходит. Потому что туда все-таки ехать надо с какой-то конкретной идеей или с каким-то скиллом, и так, чтобы это было тем, чего у тебя здесь не было. А поэзия — это такая штука… Знаешь, и красивых женщин у нас все-таки больше, поэтому я вернулся. И я, в общем-то, не жалею, мне нравится этот процесс. Но потом начался период журналистики, в том числе IT-журналистики, связанный с книжками и футурологией. Это тоже наука, потому что у нас это был на тот момент, наверное, лучший способ исследования вещей, особенно передовых технологий, про которые в вузах не было дисциплин. Даже я занимался какими-то своими клеточными автоматами, и уже на тот момент было понятно, что это какая-то узкая история. И если ее нет в науке, нет выхода на какой-то грант в западном варианте, в российской науке вообще никакого выхода нет, ты этим не можешь заниматься в тех рамках. А в то же время есть интернет, который, по сути, является практической реализацией тех вещей, которые меня интересовали. А именно: историй про моделирование сильных связанных систем — сложных систем, таких как нейроны в человеческой голове или интернет, который самоорганизуется. Вроде бы много узлов, все делают что-то свое, но они в конце концов самоорганизуются и рожают что-то общее — «Википедию» или еще что-то. Компьютерные вирусы начинают там жить. Вся эта история была очень интересна. И для этого наука не существует, нет ее названия, понимаешь? Поэтому IT-журналистика стала хорошим выходом для исследований.
А. П.: А какой интернет-проект был у тебя все-таки первым, Haiku.ru?
А. А.: Ну, Haiku.ru был еще с американских времен зачат, я сюда с ним приехал, он личный совсем. У меня в этом смысле как раз проекты очень сильно делятся на личные и те, которые я делаю с каким-то коллективом. Это я тоже достаточно рано понял. Например, глупо из японской поэзии портал делать и пытаться на ней зарабатывать, например. Это будет некрасиво и не приведет ни к чему хорошему. И у меня есть ряд таких увлечений, для которых я могу годами делать сайт просто потому, что мне нравится эта штука. А есть другие вещи, когда много людей собирается и мутит что-то большое. Таким первым проектом были «Тенёта» — конкурс сетевой литературы. И проект Александра Житинского «Арт-Петербург». Я у него там работал, и это была уже нормальная коллективная работа. Мы делали сайты: литературные, еще какие-то, новостные. Мы проводили этот конкурс — по сути, первый русский конкурс сетевой литературы. Устраивали всякие скандалы, очень веселые, когда у нас, например, Баян Ширянов победил, на первое место со своим наркоманским романом вышел. Ну, на самом деле были и позитивные вещи. Например, знаешь, что «Охота на овец» Мураками, которую Митя Коваленин перевел, до этого конкурса лежала в интернете, переведенная, на сайте у Макса Немцова во Владивостоке. И как бы не было никакого бума Мураками. Стоило это перетащить на конкурс, который проводится в Питере, и там Стругацкий председатель, и Митя получил за номинацию перевода первое место, процесс сразу пошел. Нашелся первый издатель, второй издатель. И после этого у нас уже на Мураками бум. Какое-то количество вещей мы вытащили, и мы этому очень рады.
А. П.: Редакторствовать ты начал под началом Антона Борисовича Носика.
А. А.: Ну, еще под началом Житинского, а потом Носика, да.
А. П.: Что ты у них непосредственно в профессиональном плане перенял?
А. А.: Ты знаешь, Житинский мне всегда нравился, у него был замечательный манифест дилетантизма. Я с этим познакомился, еще когда в школе учился. У него была замечательная книжка «Путешествие рок-дилетанта» про русский рок. Ты, наверное, читал.
А. П.: Отличная, да.
А. А.: И она была прямо тем, что мне было надо тогда, потому что меня разрывали эти противоречия. Когда ты делаешь что-то, что не соотносится с окружающим миром: тебе мир говорит, что ты должен на работу ходить, а тебе нравится музыку играть, тебе нравится стихи писать. И все, наверное, с этим сталкиваются — кто-то в 15 лет, кто-то в 21.
А. П.: Очень питерское, еще Горчев об этом писал.
А. А.: Да, и мне эта книжка очень удачно попалась то ли в конце школы, то ли на первом курсе. В ней человек рассказывает, что вообще-то хорошая музыка — это не та, которая профессиональная, а та, которую делают те, кому это нравится делать, даже если они дворниками работают. И я тогда с ним познакомился, это было за десять лет до того, как мы реально с ним познакомились. И когда я к нему пришел, было ясно, что он эту историю продолжает в интернете тоже. Он не пытается делать денежные проекты, он не пытается трафик подсчитывать. Вот его вперло что-то, он это делает. Этому я, наверное, от него научился. И я всегда с тех пор очень за собой слежу в том плане, какая часть моей жизни потрачена на добычу денег и еще что-то, а какая часть просто с удовольствием что-то делает. Это важно не забывать, потому что, когда забываешь, потом пустота ощущается. Это от Житинского. А от Носика скорее движуха и сильное несогласие с окружающим миром во многих вещах. Причем движуха очень осмысленная: даже когда Антон несет полный бред, он несет это очень эрудированно.
А. П.: И убедительно.
А. А.: Да, и убедительно. И это важно, потому что, даже когда я с ним спорю… Я его часто читаю. Не потому, что мне нравится то, что там написано, я это беру: «О, согласен!» — наоборот, я с ним почти всегда не согласен. Но это то, с чем интересно спорить.
А. П.: Вызов.
А. А.: Да, нормально сформулированные вещи, ты должен их как-то взломать, ответить чем-то таким, пошевелить мозгами, потому что это не тупняк. И когда мы работали, примерно так же было. Потому что мы все время спорили: кто-то неправильно новость написал, кто-то не добавил туда фактов. И он нас муштровал по этой части, и не нужно было с ним по идеологии соглашаться. Но тот факт, что если ты в новости не вынес источник, если ты не сказал, откуда это взято, если ты не сравнил несколько источников, то в целом лоховая будет новость. Не важно, какую ты позицию даже изложил. И эта история очень меня поддерживает всегда. Потому что меня тоже иногда заносит, скажем так, я начинаю пророчествовать. Ну, так бывает, понимаешь какие-то тренды…
А. П.: Ты же футуролог.
А. А.: Да, выдумаешь какие-то два факта, свяжешь вместе — и вот уже тебе кажется, что это какая-то линия, и тебя понесло. Как-то надо останавливаться и добавлять туда все-таки фактов.
А. П.: В начале нулевых ты был заместителем главного редактора в издании Netoscope, замом главного редактора журнала «Интернет», редактировал статьи в журнале «Парадокс». Что там еще было? В какой очередности имело место? Где было интереснее?
А. А.: Интересно было, конечно, в журнале «Интернет» после Саши Гагина. И вся эта команда — это, собственно, та же была команда, которая делала весь «первый Рунет». Это те же люди, которые собирались у Димы Ицковича «на флэту» когда-то, Zhurnal.ru. Началось вообще все, наверное, с Zhurnal.ru, куда я писал Жене Горному статьи, и там, собственно, я с Житинским познакомился. И журнал «Интернет» был в каком-то смысле инкарнацией Zhurnal.ru, более официальной, которую можно было уже продавать. И там, конечно, был такой дух: да, мы почти сделали настоящий русский Wired. Это было ощущение приятное. То, что мы тогда писали, сейчас до сих пор интересно читать, — какие-то статьи про то, каким будет искусственный интеллект, еще что-то. Там ничего не было про тот трэш, который сейчас пишется во всех журналах. Я иногда захожу в какое-нибудь СМИ. Можно год пропустить, ты возвращаешься туда и видишь, что люди до сих пор обсуждают где-нибудь на Roem, сколько процентов «контекст» им приносит, понимаешь? Они вообще ничего не видят вокруг, что делается, что меняется, как-то так. В журнале «Интернет» этого было мало, зато было про тренды, что мне всегда нравилось. Это задало мне даже в каком-то смысле направление на следующие издания. Потому что Netoscope больше старался писать про бизнес, а я там сидел и говорил: «Ребята, хватит про бизнес писать. Давайте напишем про космическое киберпространство. Вот, Брюс Стерлинг сказал, что сейчас шаттл закрывается, будет космическое киберпространство, спутники повесят, мы сможем сами марсоходами управлять через интернет, телескопами и т. д.». Это интересно. И это реально на тот момент зарождалось — такого рода обзорчики. Может, это понятно было только двадцати людям из сотни или тысячи читающих, но это было интересно. И это был «Интернет». Да, Netoscope был, как я сказал, более деловыс уже. А дальше да, через какое-то время уже «Вебпланета» началась.
А. П.: О «Вебпланете» еще поговорим, но перед ней были еще «Медмедиа», «Ева.ру».
А. А.: Да, это был отдельный тренд. Это тоже, знаешь, такая форма науки, но, кстати, очень интересная.
А. П.: Вообще, от тебя неожиданно было — уход в медицинскую, женско-родительскую тему.
А. А.: Не то что неожиданно — дети стали появляться. И на самом деле я понял, что мы переигрываем со своей журналистикой в плане ее оторванности, так сказать, от реальности. Потому что реальность состоит в том, что, когда у тебя возникают какие-то вопросы про детей, где что лечить, где что купить, ты вдруг понимаешь, что ты последнее время занимался космосом… Космическим киберпространством ты занимался! А ты не знаешь, что сейчас делать с этим прыщиком или с чем-то еще. И да, я спустился на уровень ниже и стал вести очередное научное исследование уже с этого уровня, начиная с беременности и других вещей. Мы потом, например, на «Еве.ру» с Вовкой Волошиным… Был у меня такой проект — я написал календарь беременности в виде SMS, в котором на каждый день приходила SMS. И он был настоящий, как календарь, там все было разложено. Нужно там было свою дату ввести, и тебе приходит каждый день, что с тобой происходит: «Мама, у меня сегодня отвалился хвост», «Мама, ты забыла сегодня выпить витамины». Он был практичный, но он был как дневник этого чувака, который растет. Сегодня у него легкие расправились, завтра у него глаза открылись, сегодня он пихаться начинает. И люди потом писали: «Ой, да, действительно, я прочитала SMS, и он вечером меня пихнул ногой». Тоже, скажем, без внимательности не напишешь такую вещь. Потому что нужно было взять несколько медицинских календарей, собрать в них факты и разложить их по дням так, чтобы более или менее попадало. Зато получился такой красивый прогностический инструмент.
А. П.: Как и обещал, давай про «Вебпланету» поговорим. Ты в 2006 году стал главным редактором, но к тому времени ты уже писал туда колонки.
А. А.: Да.
А. П.: Почему позвали возглавлять именно тебя?
А. А.: А я на тот момент просто написал серию колонок. Я тогда решил книжку сделать. У меня после всех этих историй скопилось какое-то количество, можно сказать, мемуаров. И я даже договорился с ребятами из издательства «Эксмо», я им показал какие-то куски, они сказали: «О, круто! Это такой реальный мемуар про наш интернет, где это все было». И про Житинского, и про Брюса Стерлинга, который к нам приезжал, и еще какие-то такие истории. Как все эти журналы делались, как заносились какие-то загадочные деньги, уносились какие-то загадочные деньги. И я начал это дело писать и понял, что у меня набирается чего-то, я стал публиковать это колонками на «Вебпланете». И тогда там было немножко скучновато, и эта колонка сильно поднялась. И в конкурсе РОТОР мне дали «журналиста года». И когда там возник конфликт, мне Саша предложил стать главредом, потому что кто там еще пишет? Причем я даже не собирался сам. Я в тех «родительских» проектах продолжал работать — на «Еве.ру». И там был движняк гораздо более интересный, чем в рунет-тусовке. Потому что я тебе скажу, что молодые родители, и особенно молодые мамы, у которых родился ребенок, — это люди очень креативные, и у них прямо включается все. Это не тот человек, который сидит и думает: «Ну, повешу баннер, не повешу…»
А. П.: Я бы как раз сказал, что все эти форумы и прочие родительские сборища — это как раз главный сборник лузлов и такого трэша.
А. А.: Нет, смотри, оно не очень хорошо организовано. И с виду тебе кажется, когда ты приходишь, что там такой хаос.
А. П.: Дело не в форме, а в содержании этих вопросов, стереотипов
А. А.: Да, вопросы все время повторяются. Поэтому как раз и интересная задача — выстроить систему. Вова Волошин на «Еве.ру» определенным образом выстроил сообщество так, что оно было достаточно иерархическим и с некоторой степенью фильтрации. Ты не приходил в форум и видел лузлы, а мог, например, задать там вопрос, тебе отвечали на него, и ты выбирал не все сто ответов, а ответы тех людей, у которых в нике стоял определенный значок — VIP, еще что-то. Там у всех людей были определенные заслуги, которые отмечались, и это можно было видеть прямо в нике человека. Я приходил и говорил: «Девчонки, мне нужен детский центр в нашем районе. Какой хороший? Посоветуйте не просто какой-то, а хороший. Или садик, например». И ты смотришь на ответы реальных экспертов. У тебя там просто помечено, кто в чем эксперт, что он провел на сайте три года, еще что-то. Туда не пробьется рекламщик, потому что там нужно сидеть пять лет и заслужить авторитет. Поэтому если такую систему выстраивать, то получается очень неплохо. И туда реально приходили люди, даже иногда врачи приходили консультировать, их забивали эти мамаши, просто подкованные на очень хорошем медицинском уровне. Но не все, понимаешь? Просто нужно так смотреть, чтобы не видеть там эти тысячи лузлов, а видеть общение двадцати людей, которые и нужны по этому вопросу.
А. П.: Я вижу, что неизгладимый след материнско-медицинская тематика оставила в тебе.
А. А.: Да, конечно.
А. П.: Но вернемся к «Вебпланете» все-таки. Понимаешь, люди вспоминают пятилетку твоего редакторства там как время какого-то трэша-угара, панк-веселья.
А. А.: Это был киберпанк такой, да.
А. П.: Скажи, пожалуйста, что ты сам вспоминаешь оттуда с наибольшим удовольствием?
А. А.: Хочется сказать «свои статьи»!
А. П.: Это понятно, это мы все любим. Помимо этого?
А. А.: На самом деле досталась нам в каком-то смысле неблагородная роль заместителя журнала Wired. Я говорю Wired, но надо понимать, что Wired-то уже тоже стух и сдулся. Его купил женский холдинг Condé Nast. Короче, был тогда такой Wired, мы на него ориентировались. А неприятность была именно в том, что после журнала «Интернет» видно было общее «съезжание» людей с прямо научной парадигмы, — мы сейчас что-то строим интересное и про другое не говорим, — к такой парадигме, что пусть у нас какие-то сайты, но мы сейчас придумаем, как их обвешать рекламой и всяким трэшем. И мой панковский интерес был в том, чтобы именно оттуда выгрести. Притом что у нас были истории про рекламу, но выгрести в другое место. Как ни странно, я для себя наметил несколько интересных направлений, я выгребаю из этого всего. Одним из направлений была безопасность. Собственно, к чему я пришел в конце, сейчас? К тому, что меня на самом деле всегда интересовало, но я просто больше определился с тем, что там происходит, как место, где я некоторое количество этих точек роста нашел. Безопасность в этом смысле — место, где, например, происходит эволюция, причем быстрее, чем в каких-то других местах. Реклама может быть любой, но безопасность всегда должна быть хорошей. И такого же рода были истории, например, про организацию сообществ. Я понял, какие сообщества лучше растут. У меня был пример женских сообществ, которые, как я тебе сказал, очень хорошо организуются, потому что там тема есть у людей и есть цели, прямо четкие. А айтишные сообщества представляют собой другие виды организации. Одновременно ты начинаешь понимать, как устроены, например, стартапы и как строятся новые виды организаций. Раньше мы привыкли, что есть хорошая организация — армия, пирамидка. Интернет привнес новые способы создания организации, когда, например, маленький стартап из трех-пяти человек делает шухер на миллионы. Как это получается, страшно интересно. Потому что это означает, что возникла просто новая форма жизни. И было интересно отслеживать, в каком месте эти формы жизни возникают, что для этого нужно. Опять же, возвращаясь к моей любимой теме самоорганизации. Сколько человек, какие люди? Почему эти три человека, почему не другие десять? Мы же видели много лопнувших больших Top4Top, набирают миллионы… Не «жужжит». И я для себя некоторое количество таких вещей понял.
А. П.: «Вебпланету» закрыли в 2011 году, в конце. Сейчас твоя версия — почему? Смогла бы она продолжать дальше работать, сохраняя культовый статус?
А. А.: Честно тебе скажу, все культовые журналы… — знаешь, либо ты культовый, либо ты продаешь туалетную бумагу. Тут промежуточного очень мало. И, как я сказал, даже журнал Wired, на который мы молились, сейчас уже представляет собой несколько унылое зрелище. Все журналы, в которых я работал, будучи культовыми, не являлись прибыльными. Поэтому, когда, например, Гусинский уехал, вся эта энтэвэшная история закрылась и закрылся журнал «Интернет» одновременно, про журнал «Интернет» вообще никто не вспомнил. Там вспомнили, что был телеканал, вспомнили, что был сайт Ntvru.com, еще что-то вспомнили. Про то, что был бумажный журнал, который был весь из себя культовый… Вообще закрыли и никому денег не дали. То же самое было с Netoscope. «Яндекс» сказал: «Да что-то мне надоело». Закрыли. «Яндекс» был там одним из спонсоров. То же самое было и с «Вебпланетой», ничего нового. Есть какое-то количество людей, у которых есть любопытство, про которое я говорил — про науку. Есть люди, которые на это готовы тратить деньги. Причем зачастую они сразу понимают, что там не будет денег, будет чисто любопытство. И почти все эти журналы были так сделаны — как бы добавка к некоему холдингу. «Вебпланета» была частью MasterHost. Это богатый нормальный хостинг, но ему, как всякому, наверное, организму, нужна часть, которая отвечает за фантазию, за то, почитать, что делать еще, что вообще происходит в мире. Нельзя просто сидеть и все время продавать одну услугу, ты сдуешься. Поэтому, понимая такие вещи, руководители подобных структур делают для себя такие штуки. Но когда у них случается кризис, они скидывают эти штуки с корабля. Также после «Вебпланеты» у меня был, — может, ты не видел, — сайт WebScience.ru. Ну, посмотри, тоже интересно. Он открытый, он работал больше года. Он был еще больше посвящен той научной части. Он был про big data, скорее даже про мифы big data, которых сейчас очень много раздувается, и в целом про исследование интернета. Там есть очень хороший раздел «Картинки», где очень много красивых визуализаций — того, как вообще можно данные визуализировать. Потому что сейчас это большая проблема всех людей, которые пытаются разговаривать про большие данные. К сожалению, методов хорошей визуализации и анализа данных очень мало. Поэтому big data — это такой бум, но по факту — ну, ты получил миллион логов от всего, ты записал персональную историю человека. Что? Как ты это все упакуешь в какие-то выводы? Этот WebScience.ru был как раз посвящен этим исследованиям. И там много интересного, посмотри. Он тоже просуществовал по той же схеме, как я и говорил: есть люди, которым при наличии денег интересно посмотреть, любопытно. В какой-то момент у них происходят свои кризисы, они эту часть отодвигают. Обычное дело.
А. П.: Тебя частенько обвиняли в том, что ты в первую очередь писатель, а уже во вторую, — или, может быть, далеко не во вторую, — администратор, управленец и т. д.
А. А.: Да.
А. П.: Как ты сам считаешь, в какой очереди, в какой мере руководитель интернет-медиа должен быть «контентмейстером», так сказать, а в какой — администратором?
А. А.: Я считаю, что надо делиться, да. И лучше в этом смысле иметь двух человек, из которых один отвечает за бизнес и за что-то еще, другой — за развитие и тому подобные вещи. У меня регулярно такие тандемы случались с разными людьми. По сути, почти во всех журналах так было, где я выступал или заместителем главного редактора, или главным редактором. На «Еве.ру» даже с Вовой Волошиным мы постоянно встречались и общались на эту тему. Потому что я, допустим, генерю идеи, Вова их уже как-то просеивает и говорит: «Нет, у нас на это денег нет, а вот это, может, мы сейчас замутим и попробуем». И вместе получается так. Я не верю, что один человек это может делать. Более того, это, мне кажется, просто некоторых людей портит. Я видел примеры людей, которые начинали как люди с идеями, их загоняли в администраторскую область, и они начинали администрировать, но при этом у них пропадал движняк. Они делали что-то, и что-то одно они потом делали дальше, они больше уже ничего не придумывали.
А. П.: Еще поговорим с тобой о SUP, о твоей работе в Letidor.ru. Почему проект не состоялся, по сути?
А. А.: Да там весь SUP не состоялся. Через месяц после того, как я ушел, я зашел на домен Sup.ru и обнаружил, что там уже и SUP то нет. Понимаешь? Там все вело на «Рамблер». Знаешь, «Рамблер» — это загадочная история, это в целом такой Франкенштейн, неумирающий, и он все время себе приклеивает части тела от других мест. Время от времени эти части тела как-то живут своей жизнью, а потом тоже умирают, и Франкенштейн приклеивает себе еще какие-то части тела.
А. П.: Тем не менее в 2013 году ты ушел из «Рамблера».
А. А.: Ну, потому что на тот момент было видно, что на часть проектов надвигается такая штука… Слияние всех активов вместе. Какое-то время мы ходили на работу и смотрели, что там будет. Не было видно, что люди, которые там все вместе свели, просто поняли, что они сделали. И те, кто выступал на этих мероприятиях, своей неуверенностью, своим формализмом и своими презентациями на английском языке, что меня всегда больше всего раздражает… Это такой значок. Это когда человек показывает презентацию, и там все слова написаны на английском, такие пункты. Как будто он только что MBA окончил и не успел даже эти слова перевести, прямо приехал сразу такой «голячок». Когда ты видишь это вот — и там написаны KPI, ла-ла-ла, сразу все понятно, человек пороха не нюхал, сейчас начнется. И дальше начинается: это сокращается, это сокращается. Это было как-то понятно и вовремя, потому что оттуда потом ломанули в большом количестве люди. И, собственно, гендиректор SUP тоже ушла, Лилия, через некоторое время после того как, я ушел. Был тренд понятен. После этого там все на автомате осталось, и я не знаю, что там сейчас происходит. Жалко, конечно, потому что была идея сделать действительно «родительский» стартап в рамках холдинга. И когда я туда пришел, мне как раз обещали, что мы не будем пытаться это смешивать с общим холдингом: «Вот вы сделайте стартап внутри так, как вам надо». Это было интересно — сама по себе идея создания стартапа, который не бегает за деньгами, а его просто большой холдинг подкармливает, но при этом не долбит. Он не говорит: «Повесь наш логотип на морду, огромный баннер». И в таком формате мы просуществовали два года, это было прекрасно. На самом деле мы собрали нужное комьюнити, и я для себя собрал людей, которые мне нужны. Персонально, если мне надо куда-то отправиться на выходные с детьми, я знаю. И это касается и детских лагерей, это касается того, что я разрулил, школы есть хорошие в Москве и нехорошие. Я даже разрулил тот факт, что не обязательно поступать в хорошую школу, что тоже не банальная вещь. Многие же считают, что нужно ребенка запихнуть куда-то, а вот у меня ребенок больше кружками интересуется. И я понимаю, что на самом деле все наоборот, что, может быть, в определенных ситуациях лучше взять среднюю школу, которая тебя не мучает, а ребенок уже начинает выбирать. Какие-то вещи я для себя разрулил, ребята разрулили, какое-то количество комьюнити построилось. Ряд проектов из этого вырос на самом деле. То есть люди, собравшись на этом месте, уже улетели, свой «рой» организовали. Это замечательно.
А. П.: Какими проектами ты занимаешься сейчас и в какую сторону ты намерен двигаться дальше?
А. А.: Ну, сейчас я вернулся обратно, по спирали, к тому, что как раз ближе всего, наверное, к науке в наших существующих интернетовских инструментах. Это компания Positive Technologies. Она занимается безопасностью, но при этом она занимается интересной безопасностью с очень активной «белохакерской» позицией. Это тестирование на проникновение, поиск уязвимостей так, как это делали бы настоящие хакеры, с использованием разных инструментов, сканнеров, анализаторов кода. И это, по сути, все приводит к тому искусственному интеллекту, которым я интересовался в университете. К тем искусственным формам жизни и к тому устройству интернета, к которому мы идем дальше, когда там живут какие-то странные сущности, которые сами живут и сами эволюционируют. В этом смысле как раз, как я сейчас вижу, эволюция искусственного интеллекта особенно хорошо идет в этой «военной» области, чего мы не видим толком. Мы привыкли читать новости про какую-нибудь Siri говорящую. Что сейчас про искусственный интеллект говорят? Ну, только такое: вышел какой-то робот, помахал руками. Это на самом деле все фигня. Потому что должна конкуренция. Где конкуренция идет? Она идет там, где сейчас одна армия атакует сайты, а другая их защищает. На обеих сторонах работает уже искусственный интеллект, который в автоматическом режиме пробивает все дыры, генерирует эксплойты, засылает туда команды, чтобы проникнуть, внутрь вписывает вирусные коды. Коды идут дальше, люди ставят их на производстве, на атомных станциях. Это не обязательно история про человека, который сайт «уронил» — и всем видно. Сейчас пошли уже такие, которые называются advanced persistent attack, когда глубокое внедрение происходит, когда ты реально не знаешь. У тебя поезд едет, он управляется определенным софтом, некоторые вещи идут через беспроводную сеть. Все эти штуки «дырявые». И во всех этих вещах есть возможность забраться и не просто «бом» сделать, а контролировать процесс. То есть испортить его в нужный момент или просто привести его не в ту точку, что хуже, потому что это не видно. Это годами может происходить. И эта тема очень интересная лично для меня. Я вижу, как искусственный интеллект совершенствуется именно в этой области. Так же как и в биологии: когда биологические системы воюют друг с другом, они отращивают себе разные щупальца, когти. Кто-то обучается, наоборот, внутрь влезать лучше, внедряться. Вот это происходит сейчас. И мне, в принципе, это очень интересно. Тем более что я нахожусь на «белой» стороне, которая неожиданным образом работает активными методами. Это тоже небанальная история, потому что обычно же считается, что хакер с инструментами возится, а тот, кто защищает, поставил какой-то антивирус — и все. Нет. Оказывается, есть более проактивная история, когда ты можешь заказать, например, тест на проникновение в свою систему — такой же, как сделают хакеры. Тебе моментально все найдут, все дыры, и тебе покажут, как твою систему ломать. И компания этим занимается, мне нравится, по крайней мере. То есть в мою систему изучения эволюции, и искусственной жизни, и вообще развития это очень неплохо встраивается.
А. П.: «Белый безопасник», он же журналист, он же редактор, он же еще многое-многое другое — Алексей «Леха» Андреев был сегодня гостем программы «Удельный вес». Смотрите нас на SeoPult.TV. Спасибо и до свидания!