Егор Яковлев: смотри у меня, Рунет

Александр Плющев: Добрый день, уважаемые телезрители! Вы смотрите SeoPult.TV, программу «Удельный вес». Меня зовут Александр Плющев. Сегодня у нас в гостях человек, который за 20 лет прошел путь от наемного маркетолога до создателя популярного интернет-телевидения, проекта Tvigle, Егор Яковлев. Добрый день!
Егор Яковлев: Добрый день!
А. П.: Забегу вперед. Каким термином ты сам называешь свое детище, Tvigle: интернет-телевидение, как у вас, кажется, на сайте написано?
Е. Я.: Да, но мы не очень любим называть себя онлайн-кинотеатром. По той простой причине, что у нас очень много разного видео, которое не относится непосредственно к художественным фильмам. У нас огромное количество сериалов, у нас очень много короткого контента: рецепты и прочее, прочее. И такая вещь больше похожа все-таки на тот контент, который на классическом телевидении показывают, с точки зрения микса, чем на кинотеатр.
А. П.: С другой стороны, у вас же нет вещания как такового, эфира?
Е. Я.: Ну, я думаю, вещания и эфира скоро вообще не будет, поэтому… Все будет только по запросу.
А. П.: Не будет никакого театра, не будет никакого телевидения.
Е. Я.: Да, не будет ни театра, ни книг, ни газет. Газет уже вообще практически нет, и останется одно онлайн-видео у нас, как говорил один персонаж.
А. П.: Давай, прежде чем перейти к Tvigle, экскурс в историю, как мы обычно делаем. Про твою историю: ты же занимался на заре своей деятельности маркетингом Borland, да?
Е. Я.: Вообще, я по образованию фактически программист, хотя я закончил МИФИ, но по специальности «Автоматизация физического эксперимента». Поэтому на заре своей карьеры я занимался автоматизацией атомных электростанций.
А. П.: Опа!
Е. Я.: Да, в закрытом институте, находящемся на Красносельской. Потом начал работать в Borland.
А. П.: Неужто в НИКЭТе прямо?
Е. Я.: Да, прямо там.
А. П.: Круто!
Е. Я.: Вот там четыре года проработал.
А. П.: А в чем состояла твоя работа в Borland?
Е. Я.: В Borland я отвечал…
А. П.: Я про секретную даже не спрашиваю!
Е. Я.: Нет, там никаких секретов особо нет, но, в общем, я отвечал за ту часть работы, которая касалась локализации продуктов. Мне даже в один момент пришлось поехать на завод в Ирландии и три недели там работать. Очень тяжелый был период, потому что столько, сколько пьют ирландцы по вечерам, русскому не осилить.
А. П.: После Borland ты попал в Intel.
Е. Я.: У меня на самом деле достаточно большая, разнообразная карьера, но в какой-то момент я попал в Intel, да.
А. П.: Ну да, потому что никакой передачи не хватит.
Е. Я.: Да, это правда.
А. П.: На весьма серьезный пост ведь какой-то, да?
Е. Я.: Да, я в конечном счете отвечал за маркетинг в регионе Восточная Европа, Ближний Восток и Африка. Правда, в Африку, до ЮАР, мне так и не удалось долететь, хотя ребята оттуда постоянно звали. Очень далеко.
А. П.: А что ты делал там? В чем заключалась работа?
Е. Я.: У компании был целый ряд различных маркетинговых программ. Знаменитый Intel Inside, про который много слышали, когда часть денег тратится вместе с партнерами. Огромное количество активностей в ритейле, потому что компания уже продавала свои продукты на потребительском рынке. Огромное количество рекламы, прямой и косвенной. И за это все я, собственно, в компании отвечал. В том числе за различного рода специальные проекты.
А. П.: А вот потом ты стал генеральным директором издательского дома «Компьютерра».
Е. Я.: Да, был такой период.
А. П.: Это вообще не слишком ли резкий, неожиданный такой разворот от процессоров?
Е. Я.: Ну, это был определенный разворот в область медиа, но, честно говоря, мне немножко эти железки надоели, и мне захотелось что-то такое поделать, что напрямую не связано с количеством товара, лежащего на складе. Поэтому предложение от Димы Мендрелюка поработать генеральным директором показалось мне интересным, тем более что «Компьютерра», в общем-то, в том же сегменте работает. Это компьютерное издание [с контентом] самого разного характера.
А. П.: А долго пришлось переключаться на новые задачи в новой деятельности?
Е. Я.: Да нет, в общем, потому что я же не понаслышке был знаком с различными медиа, по крайней мере со стороны клиента-рекламодателя. Тем не менее это был интересный опыт.
А. П.: После «Компьютерры» «А-медиа» смотрится вполне логично уже. А когда тебе мысль о Tvigle пришла?
Е. Я.: Вообще говоря, я начал экспериментировать с онлайн-видео, когда работал в «А-Медиа».
А. П.: NonstopTV.ru.
Е. Я.: Ну да. Внутри «А-Медиа» я работал директором по маркетингу и продажам и, собственно, отвечал за весь цикл, кроме производства, бизнеса компании, начиная с лицензирования форматов и заканчивая продажей телевизионных каналов. И очень интересным показалось какую-то часть того, что мы делаем, показывать людям через интернет. Мы сделали несколько вещей. Мы сняли некоторое количество видео о том, как снимался сериал «Моя прекрасная няня», в частности с госпожой Заворотнюк, и получили какое-то невероятное количество просмотров. А потом я спродюсировал пародию на знаменитый сериал «Не родись красивой». Было, по-моему, в районе 20 коротких серий, назывались они UmaNetto, по аналогии с компанией Zimaletto, которая была в «Не родись красивой». И собрали на тот момент порядка 7 млн просмотров. Стало понятно, что это вполне себе интересный бизнес и рекламный носитель. Первые эксперименты были тогда.
А. П.: А что стало с тем проектом, который ты запускал?
Е. Я.: Он остался в компании. Компания с моим уходом не стала его активно развивать. Я боюсь, что он через полгода после того закрылся.
А. П.: Я правильно понимаю, что тогда как-то у компании «А-Медиа» и контента не было, который можно было бы предложить публике, который она была готова предложить?
Е. Я.: Вы знаете, на тот момент вообще телесмотрение полноформатных продуктов через интернет, например полной серии сериала или полного художественного фильма, было скорее исключением. Потому что и скорость подключения к интернету была не та. Я до сих пор помню, в тот момент некоторые еще и по модемам звонили. С другой стороны, и не привык в тот момент народ смотреть художественный фильм онлайн. Поэтому тогда практически все телесмотрение составлял короткий контент, двух-, трех-, четырехминутные какие-то ролики. Естественно, «А-Медиа» делала продукты для телевизионных каналов: 45 минут стандартная серия или 23 минуты ситком, например.
А. П.: Тяжело ли было договориться с первыми правообладателями и кто это был?
Е. Я.: Это была очень смешная история, потому что, когда мы запустились, вообще на сайте было около 60 роликов. Не 60 названий продуктов, а 60 штук видео. И, в общем, часть из них была снята нами самими, часть лицензирована. И это были лицензии, купленные у французских компаний на мультяшки, и покупал я их так: я приехал на Международный телевизионный рынок осенью, пошел по нему и стал спрашивать: «Сколько стоит купить для интернета права?» Оказалось, что я вообще первый человек, который на этом рынке, крупнейшем в Европе, решил купить права на интернет. И люди никогда таких прав не продавали, не знали, сколько это стоит. Они говорят: «А сколько это стоит?» Я говорил: «30 евро за мультфильм». Они говорят: «Нет, это мало, мы хотим 50». Я говорил: «Нет, цена 30 евро». Значит, я купил первые две французские мультяшки, короткометражные. Это была осень 2007 года. И когда я весной приехал снова на тот рынок, я ходил и все время говорил: «Нет, все известно, цена — 30 евро за единицу контента, понятная цена».
А. П.: Ты устанавливал цены.
Е. Я.: Да, я практически задал там некий уровень и оказался первым, кто решил, что это нужно делать…
А. П.: Сейчас жалеешь, что не 10, не сбил до 10?
Е. Я.: Потом цена стала быстро меняться и расти со временем, вряд ли это помогло бы сильно.
А. П.: На какие средства развивался Tvigle?
Е. Я.: Сначала мы инвестировали собственные деньги с Пашей Черкашиным. Он, собственно, был моим партнером. А дальше мы к концу 2007 года подняли первые инвестиции от фонда «Альянс РОСНО» и, собственно, на эти деньги начали развиваться.
А. П.: А какой была структура владения на старте и как сейчас?
Е. Я.: Ну, я официально не могу сказать, я остаюсь одним из основных акционеров. Неофициально могу сказать, что структура владения на старте была — я и Паша, а сейчас и я и Паша остаемся, у меня значительная часть. Есть какое-то количество акций у сотрудников, потому что в какой-то момент мы выпустили специальные акции для ключевых сотрудников. Но есть еще два крупных акционера. Это «Альянс РОСНО» и «Медиа3».
А. П.: Правда, что первые продажи в Tvigle ты сам пробивал?
Е. Я.: Да, и не только первые зачастую. Одна из мультяшек, которую я привез, была про большую толстую крысу, которая занимается странными видами спорта, например плюет косточками от вишни — кто дальше. И когда я это показал Паше, в принципе, я заплатил очень приличные деньги по тем временам для нас с Пашей — 8 тыс. евро за лицензию. Соответственно, там было такое-то количество серий. Я не помню, 150, что ли… В общем, много, короче говоря. Он говорит: «В этом никто никогда не встанет рекламой». Я говорю: «Да нет, встанет, получится». Он говорит: «Давай поспорим?» Я говорю: «Ну хорошо, давай. Ну кому, ты думаешь, сложнее всего будет продать?». Он говорит: «Какому-нибудь финансовому институту или банку». Я думаю: «А-ха-ха!» — потирая руки. Пришел к своему знакомому в первый ипотечный банк и говорю: «Коля, надо встать рекламой в мультяшку про крысу». Он говорит: «Да не вопрос!» Это была первая продажа.
А. П.: Я теперь понял, как ты зарабатываешь деньги на самом деле — на спорах с компаньонами.
Е. Я.: Да, но на самом деле в тот момент это был как раз первый серьезный взлет ипотечного кредитования. Им реально нужно было каким-то необычным образом выйти на аудиторию, какую-то нетипичную. Они остались довольны той историей.
А. П.: Менялась как-нибудь модель монетизации Tvigle?
Е. Я.: Мы на самом деле пробовали разные вещи.

Мы несколько раз подходили к снаряду с точки зрения продажи контента за деньги. Каждый раз отходили с финансовыми потерями: типа, потратили 30$ тыс., а заработали 5$, потратили 50$ тыс., заработали 10$. Каждый раз смотрели на это и думали: «Нет, наверное, время не пришло». Поэтому все-таки основная модель — на сегодняшний момент рекламная. Мы показываем бесплатно людям.

Единственное, мы теперь показываем не только в интернете и не столько в интернете, сколько везде. В действительности компания перестает частично быть прямо чисто интернетовской. Потому что мы недавно померяли: уже под миллион показов видео в день на SmartTV мы делаем. И, в принципе, конечно, это интернет — в том плане, что телевизор подключен к интернету…
А. П.: Конечно.
Е. Я.: Но как этим люди пользуются? У них есть пульт, они переключают с его помощью, выбирают приложения, нажимают, на большом экране смотрят. Еще одна модель, которую мы сейчас активно развиваем… Тот программный софт, который мы сделали, сама платформа оказалась лучшим продуктом на рынке и пользуется большим спросом как так называемый SaaS. И, в общем, достаточно крупные телевизионные каналы используют ее просто как сервис, оплачивая нам объем использования. Например, 2x2, «Муз ТВ», MTV, «Дождь» по VoD работает на нашей платформе. И, соответственно, мы сервис продолжаем им предоставлять.
А. П.: Поговорим о видео. Что поменялось в самом видео за прошедший год, с того момента, как ты был в студии SeoPult.TV?
Е. Я.: А я даже не помню, когда я последний раз был.
А. П.: Это год назад было.
Е. Я.: Год назад, да? Слушайте, ну так быстро происходят изменения. Несколько вещей. В принципе, все выросли примерно в 1,5-2,0 раза, ну и мы тоже. Количество просмотров россиян в интернете тоже выросло. Вырос рынок. Огромное количество видео стало уходить на SmartTV и на устройства, подключенные к интернету и по сути, не являющиеся простыми компьютерами. Телевизор — это ж не компьютер, да? Как следствие, что люди смотрят, тоже меняется. Аудитория меняется, она взрослеет. Если, например, год назад уровень проникновения в аудиторию 50+ был один, сейчас цифру не помню, но сейчас показатель вырос значительно. Более взрослые люди стали гораздо больше смотреть видео. Ну, слушайте, comScore в декабре намерял 14 млрд просмотров. Это без устройств. Это очень большая цифра. И еще одна цифра, которая меня поразила: среднее время телесмотрения — смотрит 63 млн человек, по comScore, 14 млрд роликов, и каждый усредненный из 63 млн тратит 1470 минут в месяц, что примерно соответствует 24 часам. 24 часа онлайн-телесмотрения в месяц. Это много!
А. П.: Порядком.
Е. Я.: Это очень порядком, и это не шутки. Вот это меняется, самое главное.
А. П.: Еще одна цифра, которую ты тоже наверняка знаешь: J’son & Partners говорит, что за минувшие три года аудитория мобильного видео в России увеличилась в 39 раз. У Tvigle за счет каких мобильных платформ это смотрение увеличивается?
Е. Я.: Смотрите, у нас есть приложение и для Android, и для iOS. Но я хочу сказать, что мы сейчас находимся в ситуации, в которой мы все-таки больше экспериментируем, потому что пока ситуация с мобильным телесмотрением в силу целого ряда причин с точки зрения бизнеса убыточна. Условно говоря, затратив некоторое количество денег на это направление, ты получишь пока в два-три раза меньше. Поэтому мы сознательно конкретно это направление не форсируем. То есть мы очень активно идем, например, в телевизоры и приставки. Недавно на Sony PlayStation мы вышли единственные практически из всех игроков. Но мобильное телесмотрение у нас пока на уровне экспериментов. Я думаю, может быть, это будет история с точки зрения бизнеса в конце 2014 года, может быть, следующего года.
А. П.: Смотри, ты уже более оптимистичен. Потому что раньше в интервью интернет-изданию ToWave, года три назад, ты заметил, комментируя позицию Tvigle: «Хотя вроде бы мобильное потребление растет и несколько тысяч человек в сутки вроде делают просмотры через мобильные устройства, но пока с точки зрения денег, которые этот рынок может приносить, он очень слабо интересен». И дальше самое интересное: «Вообще, рынок мобильного видео — это, по-моему, одно из самых больших разочарований по всем мире последних нескольких лет». Ситуация улучшилась, получается?
Е. Я.: Ну конечно улучшилась. Как говорил Гришковец, и ситуация улучшилась, и чувствую я себя лучше.
А. П.: Настроение.
Е. Я.: Да, и настроение улучшилось. Но здесь очень сильно зависит, если речь идет о видео, от технологии передачи данных. Надо признать, что мобильное-то оно мобильное, но, по моей субъективной оценке, подавляющее большинство всех этих просмотров происходит, когда… iPad, кстати, тоже относится к мобильному телесмотрению.
А. П.: Вроде бы да.
Е. Я.: …происходит, когда человек находится дома или в ситуации, где у него есть подключение по Wi-Fi к интернету. И оно, конечно, мобильное, с точки зрения мобильности тебя с этим устройством, но вообще-то это фактически фикс-интернет, просто по воздуху. А реально мобильным оно станет тогда, когда у нас можно будет с какой-то нормальной скоростью через 3G, а лучше LTE хотя бы в Москве что-то получить. Потому что сейчас иногда проблемы и с голосовой связью: «Алло, алло!» Линии перегружены.
А. П.: Мне всегда казалось, что как раз в городах проблем нет, там отличный 3G. У нас в Москве мы единственные изгои во всей стране, которым недоступно. Может быть, появление LTE как-то изменит эту ситуацию?
Е. Я.: Может быть, потому что есть целый ряд ситуаций, когда людям действительно нужны мобильные вещи. Например, новости: должно это быть мобильным, тебе хочется в мобильном режиме смотреть? Хочется. Дети, которые едут на заднем сидении машины: хочется им включить мультяшку, не загружая ее предварительно? Хочется. Много ситуаций. Ты едешь в электричке, ты едешь в метро. Вот у нас в метро Wi-Fi появился. Будет он достаточно скоростным? Конечно, это развивается очень быстро. Будет у нас ситуация, когда весь город будет покрыт, не знаю, Wi-Fi или LTE следующего поколения и это будет бесплатно? Вот куда бы ты ни пошел, тебе можно подключить. Я думаю, на горизонте в три года могу себе представить эту ситуацию, почему бы нет? Тогда это будет один большой интернет, где бы ты ни находился, и, в общем, даже разницы не будет, мобильное это телесмотрение, не мобильное. Есть у тебя устройство, на котором ты готов смотреть и хочешь? Будешь на нем смотреть.
А. П.: Есть ли какой-то заметный дрейф в предпочтениях аудитории в смысле видео, за которым надо бы следить?
Е. Я.: Вообще, с точки зрения предпочтений удивительные процессы происходят, которые даже сама индустрия до сих пор не осознала. Скорость, с которой стареет контент, увеличилась раз в десять. Понимаете, если над этим подумать немножко более глубоко, это колоссальные изменения. Понимаете, раньше все жили на чем? Ты снял сериал или фильм, да, и дальше ты кладешь его — например, ты продюсерская компания, — в библиотеку и следующие 20 лет его монетизируешь, продавая на него права. Все дешевле и дешевле, но тем не менее. Сейчас, кроме линейных телевизионных каналов, фильм трех-, четырехлетней, двух-, даже годичной давности вообще никому не нужен с точки зрения массовой аудитории. Есть 4-5%, которые все равно хотят посмотреть фильм Патриса Леконта 1996 года, в котором играет Жерар Депардье.
А. П.: Конечно.
Е. Я.: Это примерно 4-5%. Остальная аудитория — всё. И это изменение в структуре потребления. И связано это в том числе с тем, какой объем нового контента становится доступен. То есть объем нового контента, который становится доступен в текущий момент, вот сейчас, тоже вырос в десятки раз. И поэтому людям просто в целом не интересен фильм годичной давности. Это приводит к тому, что структура потребления тоже меняется. Вторая вещь, достаточно очевидная по сравнению с первой: каналы становятся быстрее, люди смотрят больше длинного видео и смотрят его просто больше. И качество этого видео растет. Если вы сейчас посмотрите на пиратские торренты стандартные, что вы можете скачать — 1080pi. А еще более нормально, если вы скачаете 27 Гбайт в 3D, да? Это уже тоже не является какой-то проблемой. Представьте себе, еще четыре года назад вы качаете фильм в 27 Гб. Да вы бы, в общем, не очень поняли, куда его сохранить, по большому счету, да?
А. П.: Это правда.
Е. Я.: А еще одна очень важная вещь, которая для нас позитивна, — люди вдруг понимают в этой модели, что, в общем, хранить-то ничего не надо, потому что они не вернутся в подавляющем большинстве случаев к этому контенту снова. И когда у них есть возможность посмотреть онлайн в сопоставимом качестве, они выбирают онлайн, потому что зачем качать-то? Не очень понятно. Онлайн-телесмотрение начинает побеждать загрузки. И в Штатах, например, это уже происходит. Там есть тренд: количество загрузок торрентов падает, и ровно потому, что люди не меньше потребляют, а переходят на онлайн-телесмотрение.
А. П.: Ты имеешь в виду прежде всего Netflix и Hulu?
Е. Я.: Не только. Там же не они только. Там есть и второго ранга сайты, и третьего, и сайты-студии, и небольшие игроки. Они тоже все показывают. Discovery какой-нибудь тоже со своего сайта показывает. Много, много кто.
А. П.: А вы как-то подстраиваете свои рекламные возможности под разнообразие платформ, через которые люди смотрят?
Е. Я.: Мы работаем над этим постоянно. Например, мы сделали технологию, которая позволяет тебе на телевизоре кликнуть мышкой... Ну, не мышкой, условно говоря, нажать, если тебе интересно, во время рекламного видеоролика, и тебе будет показана для начала дополнительная информация. Например, покажут большое, в полный экран, какое-то описание продукта или услуги, и если ты хочешь, то ты можешь опять подвести и, например, перейти на сайт. Это не насильственная штука, а интерактивная. Мы сейчас активно над этим работаем, мы действительно подстраиваем. Потому что, конечно, в зависимости от устройства то, как ты взаимодействуешь с рекламным сообщением, должно быть специально построено. На iPad — одним образом, на компьютере — другим, на телефоне, — естественно, другим образом, на большом телевизоре — тоже другим образом.
А. П.: Год назад ты говорил: «Чтобы быть более или менее внятным медийным игроком, ты обязан иметь уникальное торговое предложение, которое может быть сформировано только через эксклюзив». Такая трансформация онлайновых агрегаторов в продюсеров именно в Рунете уже происходит или о ней можно только мечтать? Что в этом плане у Tvigle?
Е. Я.: Ну, мы-то были первыми и остаемся первыми в этой области, потому что мы с этого прямо начали в 2007 году. Другое дело, что на какое-то время потом отошли, потом вернулись, потом снова отошли. Но это вообще моя принципиальная позиция.

Я вообще считаю, что УТП, которое звучит: «У меня самый большой каталог в мире», — просто никому не нужно. Потому что люди понимают, что 28 674 фильма человек в жизни не посмотрит, ему в жизни не нужно столько фильмов. Или 280 тыс. фильмов.

Поэтому история совершенно не об этом. История про формирование продукта — я имею в виду, не конкретного, одной штуки, а, собственно, контентного предложения, — который подходит под конкретную аудиторию. Дальше возникает вопрос уникальности, эксклюзива, либо лицензионного эксклюзива, либо спродюсированного. Вопрос размера: когда этот рынок вырастет до размера, когда он может позволить себе снять российский House of Cards. На сегодняшний момент фактуры, для того чтобы снять российский House of Cards, у нас больше, чем в Штатах, и гораздо более интересный сериал был бы, понятно. С другой стороны, рынок пока маленький, всего лишь 100$ млн. Но если он будет так дальше расти, я думаю, что этот сегмент очень быстро начнет расти. Проблема ведь еще в чем? Что большинство текущих телевизионных каналов с точки зрения того, что они снимают, продолжают следовать за своей основной аудиторией, за ядром. А это ядро стареет, стареет, стареет, стареет, стареет и уже к 60 годам приближается. А новая аудитория — я даже не про 15 лет говорю, а уже про 25-30 лет, — все сложнее на таком телевидении находит что-то интересное для себя. И я думаю, что то медиа, которое начнет для них реально нового поколения продукты делать, — это интернет.
А. П.: Насколько я помню, изначально Tvigle планировалось делать с UGC-контентом, но сейчас этого нет, вы совсем на другие рельсы встали. Может быть, мы когда-нибудь увидим воплощение этой идеи в каком-нибудь ином твоем проекте?
Е. Я.: Знаешь, там не совсем была идея с UGC. Там была идея скорее очень близкая к тому, что сделал в Штатах Vimeo. Была идея собрать талантливых маленьких авторов, которые производят небольшие фильмы, небольшие сериалы, специально сделанные для интернета, которые транслируются только в интернете по той причине, что для них, в общем, нет места на классических медиа. Им негде показать это. Они, может быть, и делают хорошо, но в телевизор это не встанет, там нет просто формата подходящего. И я очень хочу это делать, я бы очень хотел это сейчас делать. Вопрос бизнес-целесообразности, потому что мы все-таки бизнес. Например, Vimeo: до сих пор это спонсорский проект, на него дают деньги Американская академия искусств и прочие, прочие спонсоры. Он не зарабатывает, он тратит на это. Но он развивает индустрию. Пока такой возможности в России нет — делать подобный проект некоммерческий, хотя, конечно, это сильно бы подтолкнуло. Потому что на сегодняшний момент все-таки подавляющее большинство молодых людей в меньшей степени мечтают о своем успехе в интернете, а скорее говорят: «Нет, все-таки я сниму прокатный фильм, пускай он пройдет ста копиями, его посмотрит 500 тыс. человек, но это успех». Хотя в интернете, может быть, их произведение могло бы посмотреть не 500 тыс. человек, а 8 млн человек. И это нормальные, кстати, параметры для топовых продуктов. Топовые продукты собирают у нас аудиторию 8, 10, 12 млн чел.
А. П.: Зато нет media coverage, нет фестивалей и всего прочего.
Е. Я.: А это, я думаю, мы сделаем в ближайшее время.
А. П.: Да ты что! Каким же образом?
Е. Я.: Сделаем фестиваль специально для продуктов, спродюсированных и сделанных для новых медиа. Почему бы нет?
А. П.: А, в этом смысле? Ну, им еще надо нарабатывать, как это обычно.
Е. Я.: Это очень быстро происходит.
А. П.: Посмотрим! В 2013 году, недавно совсем, ты сказал «Ведомостям», что после принятия антипиратского закона онлайн-видео стали смотреть больше. Вам как-то удалось это в цифрах уже померять?
Е. Я.: Очень сложно померять в цифрах, потому что, с одной стороны, законом, который принят в августе, активно только буквально в конце осени начали как-то пользоваться, и до сих пор некоторые вещи под вопросом: как должны работать, каким образом. С другой стороны, это все накладывается на сезонный рост, это все накладывается на рост всего рынка, и очень сложно сказать: это — из-за закона, а это — из-за того, что люди стали больше смотреть, а это произошло из-за того, что мы новый продукт притащили. Поэтому разделить с точки зрения того, что явилось причиной, очень непросто. Другое дело, что там очень много вопросов. Потому что, честно говоря, этот закон в большей степени относится на сегодняшний момент к продюсерам — к тем людям, которые делают контент. Потому что у них возникают эксклюзивные права, и закон защищает эксклюзивные права. У нас, например, если посмотреть на каталог, 96 или 98% всех наименований, официально купленных, оформленных, лицензированных, не являются эксклюзивными. Мы даже в рамках текущего законодательства не можем защитить. Вообще говоря, он в меньшей степени защищает нас как индустрию. Он в большей степени защищает производителей контента.
А. П.: Ты в одном из недавних интервью назвал Google и YouTube «главными врагами новой индустрии». Вроде бы оба ресурса соблюдают закон, реагируют на жалобы, «выпиливают» и т. д. Что с ними не так?
Е. Я.: Слушайте, соблюдать закон и влиять плохим образом на индустрию можно. Вот смотрите, например, российский кинематограф. Безотносительно тому, что YouTube декларирует, что он соблюдает и что, пожалуйста, приходите, мы все снимем, практически любой российский фильм может быть в пиратской версии найден на YouTube. Пожалуйста, зайдите наберите type-in — и сразу его практически найдете. Кроме «Сталинграда», кстати. Со «Сталинградом» другая история. Видимо, там другие механизмы защиты включились. Это одна история. Но это даже не самая большая беда. Самая большая беда заключается в том, что людям, которым удалось собрать, за исключением Китая, 53 или 54% мирового трафика, самые огромные, практически монополисты с точки зрения вещания, не удалось по самым разным причинам, — я отчасти думаю, по причине жадности, — построить экосистему, которая позволяла бы людям, контент которых они показывают, зарабатывать хотя бы столько, чтобы заново воспроизводить этот контент. Понимаете? Фактически что они делают? Все, что позволил себе сгенерировать YouTube, уникального, удивительного и прекрасного, — это танцующий с палкой китаец. Но на деньги, которые люди могут заработать на YouTube — я имею в виду, производители, или авторы, или правообладатели, — они не могут снять нового «Доктора Хауса», они не могут снять новый Game of Thrones, ничего практически, понимаете, да? Это самая главная проблема, что они очень большие, фактически не оставляют места никому другому. При этом деньги, которые они генерируют для людей, фактически опосредованно за счет которых они живут, потому что они же их продукты показывают, — не позволяют этот контент воспроизводить. Это же катастрофа, по большому счету. Я сейчас не буду углубляться больше, но это факт, который просто можно констатировать. И это большая проблема.
А. П.: Но бог с ним, с Google. А к «Яндексу» у тебя аналогичные претензии есть?
Е. Я.: Нет, ну слушайте, к «Яндексу» что? Посмотрим, как они будут дальше двигаться, потому что, с одной стороны, у них есть «Яндекс.Видео», которое абсолютно пиратское, что греха таить. Войдите, там куча, огромное количество пиратских вещей. Причем часть из них не ссылкой, а именно в плеере «Яндекса» лежат. Вторая история — это все-таки история приоритезации в поиске... по крайней мере не всего подряд, мы сейчас не говорим о цензуре. Но, условно говоря, мы, например, купили эксклюзивные права, и только мы можем показывать. И мы, к сожалению, можем это начать с точки зрения SEO только с того момента, когда мы подписали контракт. К тому моменту все пираты, которые знают, что это выйдет через два года, провели SEO-оптимизацию, создали страницы, ведут к себе трафик. И поэтому ситуация абсурдная. Единственный легальный правообладатель, имеющий право показывать, находится в поиске на 48 странице. Точка. Ну, замечательная история, конечно! И мне говорят: «Ну, это же свобода такая. Ну да, вот вы нам докажите, что предыдущие 47 страниц мы рекламируем пиратов». Во Франции, например, доказали: там заставили тот же Google приоритезировать результаты поиска. Если есть конкретные документы, подтверждающие, что те ребята не могут это рекламировать, для того чтобы вести к себе трафик. Поэтому это вопрос взвешенной позиции. Что у меня претензии к «Яндексу»? Мало ли у кого претензии к «Яндексу»?
А. П.: Ну, я не знаю, есть ли у тебя претензия к «Яндексу» или нет по другому поводу — ты знаешь, он купил «КиноПоиск»?
Е. Я.: Это нормальный с их точки зрения ход, я считаю.
А. П.: За 80$ млн.
Е. Я.: Я слышал эту цифру.
А. П.: Ты считаешь это адекватной ценой за ресурс, который занимает 27-е место в Рунете?
Е. Я.: Я считаю, если кто-то готов абсолютно в рыночных условиях заплатить конкретную цену, она адекватна, а почему нет? Я думаю, что компания руководствовалась целым рядом соображений. И в ценообразовании, насколько я знаю, была конкурентная ситуация, было несколько покупателей, и каждый из них предлагал свою оценку. «Яндекс», наверное, решил, — опять же, не могу за него додумывать, — что для него более стратегически важно, и дал премиум-цену. Ну и что? Нормальная ситуация.
А. П.: Говорят, что «Яндекс» планирует сделать аналог «Яндекс.Маркета» для видео.
Е. Я.: Это надо у них спросить.
А. П.: Они с вами уже контактировали по этому поводу?
Е. Я.: Они разговаривают со всем рынком. Мне их детальные планы неизвестны, но, наверное, это было бы логично.
А. П.: Ну, ты как оцениваешь перспективность этого начинания?
Е. Я.: Я оцениваю следующую историю. Давайте два очень понятных и внятных факта произнесем. Первое: в ближайшее время, как мы уже сказали, не будет ничего, кроме онлайн-видео, и, собственно, «Яндекса» не будет, если он не станет онлайн-видео. Это первый вопрос. А второй вопрос: у его прямого единственного конкурента Google онлайн-видео есть. И то, что есть у Google, — это, вообще говоря, №1 после китайцев площадка в мире. Поэтому, по большому счету, у них выбора не остается. Если они на горизонте в пять-семь лет собираются еще оставаться на этом рынке и быть конкурентными своему главному «коллеге» в этом сегменте, им нужно нечто: инструментарий, технологии, доступ к аудитории, который будет происходить через онлайн-видео. Потому что это объективная история. Поэтому это все не от хорошей жизни, а от понимания того, что туда движется рынок.

А. П.: Как оцениваешь перспективы «ВКонтакте» в продаже видеорекламы?
Е. Я.: Мы постоянно об этом говорим. Я не вижу на сегодняшний момент способов конвертации «ВКонтакте» в легальный видеопортал.

Не потому, что там нет силы воли, а потому, что как бы не очень понятны организационно-правовые и финансовые технологии, по которым это может произойти. У меня очень большая надежда на новый менеджмент, который туда пришел, потому что эти люди пришли в том числе из медийного бизнеса. Но пока мне рано комментировать. Давайте посмотрим, какую стратегию они выберут, какие шаги они сделают. Там же ситуация очень простая. Это на самом деле deadlock определенный. Вот у вас сто тысяч миллионов сворованных видео. Я не знаю точно цифру, но иногда, когда мы некоторые сериалы смотрели, «Отчаянные домохозяйки» пару лет назад мы набираем, — 250 тыс. пиратских копий примерно во «ВКонтакте». И вот вам нужно это как-то легализовать. У вас есть две крайних ситуации: все сделать легальным или все убрать, например. Или сделать часть, которую вам удастся сделать легальной, остальное убрать. В общем, вариантов нет других. Вы не можете 10% сделать легальным, а остальные оставить нелегальным, потому что вам не лицензируют NBCUniversal или кто-то, если рядом будут их пиратские копии.
А. П.: Конечно.
Е. Я.: Дальше давайте рассмотрим: все сделать легальным. Это невозможно по трем причинам. Первая: к сожалению, даже у «ВКонтакте» нет таких денег. Второе: некоторые ребята, в том числе международные, занимают такую позицию: с пиратами не работаем ни за какие деньги. Точка, все. То есть это невозможно. Третье: сама бизнес-модель лицензирования предполагает, что часть денег ты платишь вперед. И эта бизнес-модель сломает текущую агрегационную модель «ВКонтакте», это просто не сработает. Все убрать — это другая проблема: ты сразу потеряешь всю аудиторию. Сорри. Они думают все-таки об IPO, мы все об этом знаем, поэтому потерять аудиторию, наверное, не в их планах. И что остается?
А. П.: Посмотрим!
Е. Я.: Поэтому я очень надеюсь, что они какой-то выход найдут. Но я считаю, что на самом деле, по большому счету, остается модель, в которой достаточно успешно работает тот же Facebook. То есть это аудитория, это площадка, которая является дистрибутором контента. Facebook сам ничего не лицензирует. Он сам в свой плеер ничего не закачивает. Он сам не разрабатывает приложения, например игровые, хотя может владеть компаниями, которые разрабатывают. Он дистрибутор этого. Это означает, что он не вступает в конфликт с людьми, которые занимаются конкретными нишами. Но самое главное, что он не только не вступает в конфликт… Это важный момент. Потому что, если «ВКонтакте» вступит в конфликт с ребятами, которые занимаются, например, разработкой игр или видео, они перестанут с ними сотрудничать, конфликтная ситуация. Но самое главное для Facebook — он на себя и риски не берет. Например, лицензирование конкретного видео, которое кто-то в плеере поставит, или разработки конкретной игры в течение полугода, которая взлетит или не взлетит. Он просто предоставляет дистрибуцию. И если эта дистрибуция пошла, если продукт сработал, если на нем заработали деньги, этими деньгами с ним делятся. Я думаю, что для такого размера площадки, как «ВКонтакте», для такого бизнеса, как «ВКонтакте», это единственная модель, которая может сработать.
А. П.: Последний вопрос. Он несколько отвлеченный от видео и от всего остального, о чем мы говорили, но тем не менее с неким прогнозом на будущее. Все, кто интересуется Рунетом и его историей, знают тебя как одного из создателей, вдохновителей РИФ, Российского интернет-форума. Но о нем можно долго говорить, вообще бесконечно.
Е. Я.: Да, бесконечно.
А. П.: Все мы его знаем и любим. Но за те годы, пока существует Tvigle, твое последнее место работы и детище, как, по-твоему, менялся РИФ и куда он идет, что с ним станет в ближайшее время?
Е. Я.: Ну, он же в прошлом веке еще. Сколько ему, восемнадцатый?
А. П.: Он просто древний. Но за последнее время?
Е. Я.: Я не знаю. Мне кажется, что это не вопрос только к форуму. Мне кажется, конференции в том формате, в котором они существовали в конце прошлого века — так смешно звучит! — в начале этого, себя изжили, честно говоря.
А. П.: А то, что касается конкретно онлай