Вениамин Бакалинский: техника перевода

Вениамин Бакалинский: техника перевода

В гостях у Александра Плющева и программы «Удельный вес» человек, посвятивший себя тому, чтобы люди лучше понимали друг друга, — основатель бюро переводов iTrex Вениамин Бакалинский.

Александр Плющев: Добрый день, уважаемые зрители SeoPult.TV! Вы смотрите программу «Удельный вес», меня зовут Александр Плющев. Сегодня у нас в гостях человек, который посвятил свою жизнь тому, чтобы люди лучше понимали друг друга, — основатель бюро переводов iTrex Вениамин Бакалинский. Вениамин, привет!
Вениамин Бакалинский: Добрый день!
А. П.: Мы в нашей программе занимаемся глубинным бурением биографии наших гостей, чтобы найти точку отсчета, которая положила начало их профессиональной ориентации, тому, кем они стали. Мы нашли следующее: 2002 год, когда вы окончили МИФИ.
В. Б.: Было.
А. П.: 12-я кафедра, «Компьютерные системы и технологии».
В. Б.: Точно.
А. П.: Планировали работать по специальности?
В. Б.: Ни секунды. В МИФИ было очень клево и интересно, но я где-то курса со второго уже понял, что проектировать компьютеры я не хочу, я хочу с людьми как-то работать. Я, собственно, уже тогда работал.
А. П.: Еще учась в вузе, вы были контент-менеджером KM.ru, да?
В. Б.: Собственно да. Я был одним из авторов первых порталов, которые у них появились, — музыкального.
А. П.: А работа с переводами тогда не была связана?
В. Б.: Нет, я в переводы вообще случайно попал.
А. П.: А как, расскажите?
В. Б.: Я в 2004 или 2005 году придумал стартап с названием «Биржа перевода». Начал его ковырять, запустил, закрыл. Вообще, я эту историю несколько раз рассказывал в разных интервью или где-то в статьях. Я ее всегда рассказывал…
А. П.: …по-разному.
В. Б.: Нет! Как раз всегда одинаково, а сегодня по-другому расскажу.
А. П.: Отлично.
В. Б.: Я ее всегда рассказывал как? Что пришла идея, я ее начал ковырять. А 2005 год, инвесторов в Рунете не особо еще, по крайней мере, это не массовое явление. Я тогда занимался недвижимостью, девелопментом. Вел серьезные проекты, многомиллионные, в долларах. Я начал по этим людям искать, по партнерам. И я рассказывал, как я нашел инвестора, и он мне пообещал, я вложился, а потом все не срослось. Я его искал, пытаясь деньги с него получить. Потом выяснилось, что это генерал службы внешней разведки, я расхотел его искать и т. д. Такая большая красивая история. А какое-то время назад я сообразил, что на самом деле история по-другому звучит. Все оно, конечно, было так, но, запуская стартап, я должен был рассчитывать сразу на нормальные продажи, а не на то, что я его долго буду за инвесторские деньги делать. В общем, простые вещи сейчас говорю, да? Когда с инвестором эта история не сложилась, нужно было махнуть рукой, — в конце концов, только старт был, — и продолжать копать в том же направлении. Не расстраиваться и не плакать… Сколько, 15 минут я расстраивался на тему того, что не сложилось, а объем был вообще-то миллион долларов, на который мы подписали договор. 2005 год. Не расстраиваться на эту тему, а быстренько продолжать искать другого инвестора или как-то так, возможности были.
А. П.: Ну, еще раньше была компания, которая называлась «НейрОК».
В. Б.: Было такое, с Вадимом Асадовым.
А. П.: Чем вам там довелось заниматься?
В. Б.: Я туда пришел совершенно случайно, я там занимался продвижением, выводом на рынок… «НейрОК» занимался интереснейшими вещами — нейросетевым анализом данных. Интеллектуальный поиск… То есть у нас реально была система: после настройки кнопку нажимаешь, она тебе выдает новости под твой профиль, в котором ты сам себе каналы настраиваешь и т. д. Сейчас звучит, может быть, не так фантастично, тогда было удивительно.
А. П.: Какие навыки вам там удалось получить и важные выводы сделать для себя?
В. Б.: Даже задумался. Еще на очередную ступеньку перешел в плане переговоров — в плане очень разных переговоров. Потому что могли в один день приехать сначала японские партнеры и очень вежливо, очень серьезно, с подарками, со всеми этими ритуалами обсуждать. А через пару часов приезжали представители очень-очень крутого на тот момент российского строительного холдинга, тоже обсуждать на переговоры. И трое в костюмах, а четвертый просто убитый, с перегаром, вся физиономия в синяках, и при этом первые трое его слушаются. На контрастах было. Было интересно работать — просто пытаться выдвинуть эту технологию. Было прикольно.
А. П.: А при каких условиях вы покинули «НейрОК»?
В. Б.: «НейрОК» в том варианте, в котором он был, просто закрылся. А Вадим Асадов принял на тот момент, как я понимаю, решение, что сейчас инвестировать в это дальше невозможно. Он распустил команду, технологическая часть команды во главе с Сергеем Шумским, который были идеологом проекта и продвинутым человеком в нейросетях, ушла дальше разрабатывать. И отчасти на базе этих разработок и этой команды, насколько я знаю, IQmen существует сейчас.
А. П.: А как вы оказались директором агентства Ventra?
В. Б.: Да, было такое. Как все обычные люди, пошел устраиваться, искать работу. Когда «НейрОК» закончился, надо было что-то делать, деньги как-то зарабатывать. Я совершенно наугад им написал, они меня позвали на собеседование, и все. Это было очень просто, и меня так из разных областей долгое время болтало, потому что мне все интересно. Ну, не все, многое. И так часто получалось, что я прихожу на собеседование, мне начинают задавать вопросы по теме. Я же не был директором по маркетингу до Ventra, я не знаю этого и, по большому счету, не умею. Я начинаю фантазировать, не в смысле врать, а в смысле как бы я сейчас это сделал. И выясняется, что какие-то из этих фантазий моему визави то ли достаточно интересны, то ли кажутся, с его профессиональной точки зрения, заслуживающими внимания. И дальше это как-то развивалось.
А. П.: Но довольно долго, целых три года, вы работали в компании, которая называлась «Бакалинский и партнеры». Это компания вашего отца?
В. Б.: Да, совершенно верно. Это мой отец, в 50 с чем-то лет сделал свой первый бизнес, как раз занимался недвижимостью, девелопментом. Очень интересные проекты.
А. П.: Каково вообще работать в семейной компании?
В. Б.: Ну, как? Я был директором по развитию, по маркетингу, еще по чему-то, и на следующий день я стал «сыном отца» для всех окружающих. Потому что отец очень эрудированный человек, достаточно известный в этих кругах, обладающий статусом, обладающий репутацией. Ну и сын, понятно.
А. П.: Ну да.
В. Б.: Да нет, нормально на самом деле было. В этой компании я очень многому научился, потому что это был такой микс из чуждой мне юридической работы. Там все строилось на юридических деталях, я вообще не юрист, и близко у меня этого нет. Из моих условно природных навыков это ближе всего было к навыку редактора — «выцеплять блох». Был совершенно другой навык переговоров, потому что было очень много переговоров с чиновниками. И это, кстати, была одна из причин, по которой я ушел оттуда. Устал от людей, которые даже хорошие вещи, даже им выгодные, все равно не хотят. Ну, не хочется по разным причинам. И это впервые в моей жизни был опыт работы с проектами на 50$ млн, 100$ млн и больше, когда ошибка потом долго тянется, приводит к огромным издержкам и т. д. Было интересно.
А. П.: Еще параллельно с работой в компании «Бакалинский и партнеры» вы получили степень магистра бизнес-администрирования.
В. Б.: Есть такое.
А. П.: Правду говорят, что для предпринимателя основная ценность получения MBA — это связи, которые он получает за время, пока обучается?
В. Б.: За рубежом наверняка. Для меня это не было ценностью. Не знаю, может быть, я не воспринял это как ценность, потому что у меня уже на тот момент записная книжка состояла из нескольких тысяч контактов, с которыми я реально знаком. Не один раз, а общаемся как-то или не общаемся. Я не испытывал никогда недостатка в контактах. Я коллекционер, что ли. Поэтому я не знаю, как для других, но мне кажется, что из тех, кто со мной учился, были очень интересные люди, с интересными связями, очень разными. Но, по-моему, ни для кого это не было главным. Пойдя на работу в новую для себя отрасль, я как раз почти одновременно пошел учиться. Я понимал, что мне не хватает ни финансового бэкграунда, — я айтишник по образованию, системщик, — ни каких-то еще возможных знаний, которые я рассчитывал там получить. Не могу сказать, что я получил столько, сколько рассчитывал. Отчасти я не то что жалею о потраченном времени, но оно могло бы быть потрачено эффективнее. С другой стороны, там были действительно очень интересные «крючки», которые поворачивали мозг чуть-чуть. То есть я, например, очень хорошо помню лекцию по управлению инновационными проектами, на которой лектор, достаточно старенький уважаемый профессор «Вышки», сказал: мол, ребята, давайте накидаем сейчас за десять минут идеи, как лучше всего найти решение какой-то задачи. Начали говорить: исследование провести, деньги вложить, еще чего-то. Он быстренько сказал: «Это все прекрасно. Самое простое — сделайте грант, и пускай состязаются для вас в решении этой задачи». Красивое простое решение. И десять его лекций были сотканы из таких простеньких вещей. Они поворачивают мозги. Это было, наверное, самое ценное.
А. П.: Мы потихонечку добрались до 2006 года — до основания бюро переводов iTrex. Можно ли сказать, что это был ваш первый опыт самостоятельного предпринимательства?
В. Б.: И да и нет. Почему да? Потому что я впервые действительно своими деньгами отвечал за то, что я делаю: продастся у меня, не продастся, как оно вообще будет. Я ни с кем не советовался. Что называется, подросток ломанулся делать бизнес, хотя вроде уже и не очень подросток. С другой стороны, работая в нескольких моих предыдущих компаниях, я наемником работал в том же «НейрОКе» или Ventra, я имел очень большую степень свободы. Мне практически нигде не мешали делать то, что я считал нужным. То есть я аргументировал, мне говорили: «Ну, давай, вперед!» В этом плане я привык к самостоятельной работе, но ответственность полноценная — да, это было впервые. Плюс это было собственное плавание, а на тот момент у меня уже было две дочки.
А. П.: А тяжело было оставлять семейный бизнес?
В. Б.: Да нет. Ну, как оставлять? Я его оставлял постепенно. То есть я где-то в течение полугода помогал, передавал дела, какие-то свои проекты курировал немножко. Они же все «длинные» в недвижимости. Плюс мы года три сидели в одном здании, просто на разных этажах.
А. П.: А почему именно бюро переводов? Это связано с какими-то рыночными компетенциями, может быть, факторами какими-то?
В. Б.: Нет, у меня просто банально сложился отпуск, который у меня бывал довольно редко. В отпуске что хорошо? Голова начинает как-то по-другому думать. Я придумал тогда эту биржу переводов, то есть я просто наложил типичные биржевые механизмы — юридическая площадка, финансовая, техническая и коммуникационная — на рынок переводов. Я не был в рынке, но для меня было очевидно, что со стороны переводчиков идут косяки по качеству и по срокам, а со стороны клиентов, понятно, по оплате. Есть взаимная неудовлетворенность. Я пытался эту проблему продумать и решить. Там были некоторые интересные механизмы, несложные, то есть внесение гарантированного взноса, который сейчас на том же Free-lance.ru норма. А он там появился через полгода после запуска нашего прототипа.
А. П.: Вообще, как начинался iTrex? Сколько было работников, сотрудников? Кто стал первыми клиентами? Удалось ли заинтересовать своими услугами клиентов компании «Бакалинский и партнеры»?
В. Б.: Не сразу, я даже не пытался туда лезть, потому что уровень несопоставим все-таки. Я очень хорошо помню первую девочку, которая со мной работала. Она проработала, наверное, месяц. Это был феерический персонаж по неприспособленности к жизни. То есть за первые три дня была куча каких-то совершенно диких историй. Профессиональный музыкант, приехавший из Берлина и как-то пытающийся делать здесь холодные звонки, при этом не умеющий отличить сливки в магазине от сметаны. Но благодаря ей был найден первый заказ, позволивший покрыть недостаток из-за неудачных инвестиций, почти на полмиллиона рублей. С холодного звонка, по-моему, через три недели прозвона мы его нашли. Чуть ли не первый клиент, которого мы тогда нашли, небольшая патентная компания, с нами до сих пор. Уже девять с лишним лет. А к клиентам, с которыми я работал до того, к своим партнерам я впервые пошел, начал аккуратненько обращаться, наверное, через полгода. То есть реально начинается бизнес, начинается не в сфере моей компетенции, начинается сразу с минуса. Да, у меня была база переводчиков, которую я собрал, пока биржу переводов пытались поднять. Но у меня не было ни компетенций, ни понимания, как обрабатывать заказы, как что делать. Когда я взял первую профессиональную сотрудницу, как раз на тот большой проект, из другого бюро переводов она ушла, для меня было дикостью то, что она рассказывала. Потому что я-то думал, что все работают нормально, то есть проверяют, редактируют, контролируют качество — что называется, отвечают за слово. Она сказала: «Да нет, какое? У меня времени нет. Я получила файл от переводчика, я его сразу заказчику отправляю». Я говорю:
— Ты что, не смотришь его?
— Зачем?
Искреннее удивление. Даме было 52 года, она всю жизнь проработала в этой сфере, сначала в «Интуристе»… Я говорю: «Ну как? Там же косяки!» Мы открываем — каждый первый с косяками. Не потому, что переводчики плохие, а потому, что люди переводят, не машины. Всегда бывают ошибки.
А. П.: Я сразу вспомнил, как переводит машина.
В. Б.: Чем дальше, чем чаще, что называется, с голыми руками против Google Translate выступаем… Да нет, хорошо, что они есть.
А. П.: А что такое iTrex сегодня? Сколько языков, какой месячный объем переводов?
В. Б.: По итогам 2013 года мы в рейтинге неожиданно оказались на 26 месте по России. Я думаю, что по итогам 2014 года за счет кризиса мы пониже в рейтинге. Ну, что это такое? Это небольшая команда, варьируется в пределах 10-15 человек штатных. В команде только те, кто вносит добавленную ценность. То есть у нас все непрофильное, естественно, на аутсорс: IT, бухгалтерия, все такое. В команде, с одной стороны, те, кто работает с клиентами. Не просто продает, а помогает решать проблемы клиента. Когда клиент забыл вовремя отправить на перевод, когда клиент не знает, как ему сделать дешевле и т. д. То есть помощники нормально помогают. С другой стороны, те, кто работает с переводчиками. Распределяет заказы, редактирует, делает так, чтобы срочный перевод, 200 страниц за сутки, был адекватным, что не очень просто.
А. П.: Ваш коммерческий директор сказал как-то, что вы в состоянии браться за масштабные проекты, задействуя до 300 исполнителей.
В. Б.: Да.
А. П.: Можете пример привести такого проекта?
В. Б.: Да, был такой пример. Даже несколько. Самый показательный, которым мы очень гордимся до сих пор, хотя он был аж в 2009 году, — это итало-российский форум. Мы за 20 дней только до начала форума окончательно договорились с палатой и с посольством, и за 20 дней мы подготовили. От нас там работало 309 переводчиков в пяти городах параллельно. Что это такое было? Это огромная итальянская делегация, примерно 570 компаний было. Они приехали чохом все, их раскидали по Москве, Питеру, Екатеринбургу, Новосибирску и Краснодару. Естественно, в Москве больше, там меньше. И они параллельно проводили переговоры в течение двух дней. Много-много. Час-полтора, следующий. Час-полтора, следующий. За каждым столиком сидел наш переводчик, во всех этих пяти городах. На второй день в региональных городах их повели на какие-то заводы, еще что-то. Всех этих переводчиков плюс примерно 50 человек на подмену мы нашли за 20 дней. Еще раз, 2009 год, мы тогда гораздо менее опытные были, чем сейчас. Что характерно и чем мы тоже очень гордимся, у нас не было тогда ни одной рекламации. То есть почти все эти 20 дней у нас сидели носители-итальянцы, которых мы быстро привлекли. Мы им давали контакты переводчиков, и они их по 15 минут тестировали, потом еще раз по 15 минут тестировали. Каждого, каждого, каждого. Опросили, наверное, порядка тысячи человек.
А. П.: А что вообще происходит сейчас на рынке переводов? Насколько он конкурентный и какими качествами должна обладать компания, чтобы на плаву удержаться?
В. Б.: Рынок дикий. Я не знаю, как к этому отнесутся мои коллеги из других компаний, но я считаю, что рынок переводов в России, да на самом деле и в мире дикий по ряду показателей. Например, цена на одно и то же название услуги, например перевод с английского, может различаться в десять раз. И мало кто из клиентов понимает, что это разные услуги, с разной начинкой внутри. Это все равно что говорить: там машина — и тут машина. Компании конкурируют ценой, и очень мало кто из компаний пытается конкурировать реальным качеством, по разным причинам.
А. П.: Вы упомянули кризис уже. Мне-то казалось, что в кризис компании, подобные вашей, должны, наоборот, выигрывать, особенно из-за курса доллара. Ведь ваши заказчики зачастую иностранные компании, они платят в долларах, а переводчикам вы платите в рублях.
В. Б.: Почти. Все почти так, но с точностью до наоборот. У нас появляются сейчас иностранные представительства, но гораздо больше клиентов у нас в России. Потому что на рынке переводов, несмотря на всю условную технологичность сейчас, все равно бытует мнение, что я лучше пойду в соседний подъезд к переводчику, чем кому-то буду отправлять, даже если тот лучше. Так психология работает, причем и здесь, и за рубежом. И поэтому первый, кто порадовался изменению курса, — это наши переводчики-носители, которых полторы тысячи в разных странах мира. Порядка тысячи в России и порядка полутора тысяч там. Есть определенный временной лаг между тем, когда мы получаем деньги от клиента и выставляем, собственно, счета клиентам, и тем, когда мы оплачиваем переводчикам. Сколько-то недель проходит. И поэтому мы получили, когда был резкий рост курса, одни деньги, а заплатили совсем другие, когда у нас в два-три раза выросли расходы сразу. Но, с другой стороны, развивать сейчас иностранное направление как раз действительно легче.
А. П.: Вы упомянули о конкурсе «Музыка перевода». Он как вообще появился?
В. Б.: Появился он, потому что бизнес скучный. Бюро переводов и на самом деле большинство сервисных бизнесов скучные. Они одинаковы, однообразны. Люди, которые шли учиться, чтобы переводить Шекспира и прочее прекрасное, назовем это таким словом, сидят переводят паспорта, плюс-минус одинаковые контракты. Кому-то везет больше — они переводят интересные буклеты или сложную техническую документацию. Но в принципе это не то, за чем большинство идет. Я это в какой-то момент так себе нафантазировал и сказал: «Ребята, а давайте просто побалуемся. Вот 30 тыс. руб., — это была реальная цифра, — денег компании на призы. Давайте, у кого лучше будет перевод художественных произведений. Присылайте что хотите». Я не смотрел вообще, что есть какие-то другие конкурсы. Я предполагал, что они есть, просто мне неинтересно это было смотреть, я хотел поиграть, побаловаться. Я очень удивился, когда на это баловство, — мы не рекламировали, почти не пиарили, немножко в ЖЖ написали, — пришло порядка 500 работ. Вот так, на щелчок. Второй год мы:
— А давай повторим?
— А давай.
Пришло в полтора раза больше работ. А потом уже начали пытаться более серьезно заниматься. И на самом деле это игра.
А. П.: Игра игрой, а используете ли вы ее как кузницу кадров?
В. Б.: А не получается. Потому что, во-первых, большинство, процентов восемьдесят тех, кто участвует, непрофессионалы совсем. Да, это любители. Я же тоже не профессионал в переводе. Я никогда этому не учился. Если я сяду переводить, я плохой переводчик, ничего хорошего из этого не выйдет. Я менеджер. Это люди, которые любят какого-то конкретного писателя или страну и хотят свое увлечение так проявить. Поэтому из них ковать переводчиков? Да не до того им, у них своя работа, свои дела. Брать профессионалов, которые там тоже бывают? То, что человек хорошо переводит художку, за которой у него есть практически неограниченное количество времени посидеть подумать, посоветоваться, вообще никак не говорит о нем как о хорошем переводчике для бюро. Потому что хороший переводчик для бюро, — на самом деле я сейчас условно крамольную вещь скажу, — может быть не очень хорошим переводчиком. Ну, нормальным, не Голышевым. Но очень важно, чтобы он был пунктуальным, внимательным, не ленивым — не поленился после своего гениального перевода еще перечитать то, что он написал, и увидеть, где несуразицы какие-то. Чтобы он не ленился лишний раз залезть в интернет проверить термин, в котором он пускай уверен, но бывает, да? Или почитать по тематике дополнительно. Это организационные личные качества. И они определяют как минимум наполовину, насколько переводчик хорош, насколько хорош с точки зрения продукта, который он делает.
А. П.: Насколько я знаю, конкурс получил весьма широкую государственно-общественную поддержку — правительство, посольство, общественные организации. Как вам удалось их привлечь?
В. Б.: Методом саламандры: кусали, потом ходили по квартире двое суток, условно говоря, и ждали, пока умрет. Очень просто: когда мы решили чуть-чуть подробнее этим заняться — я вообще любитель простых решений, — мы начали делать совершенно тупую, простую, банальную вещь. Мы написали письма во все посольства и торговые палаты: уважаемые господа, есть такой конкурс, там есть по итогам предыдущих лет переводы с ваших языков, обратите внимание, пожалуйста. Один раз, второй раз, пятый раз, десятый раз писали, и постепенно оно начало как-то обращаться. Аналогично начали писать всем губернаторам, по шаблону. Ну, не спам, но аккуратная разумная рассылка, официальные письма. Пригодилось то, что я в недвижимости научился писать правильные письма официальным лицам. И начали, что вот статистика, из вашего региона такое-то количество участников было, а давайте их поддержим совместно. И начали приходить ответы. Причем это дало не только шильдик, что поддержано такими-то регионами, допустим, или таким-то губернатором, появились еще и рекомендательные письма. Плюс они же должны официально реагировать, поэтому им приходит наш запрос, и они его автоматом спускают в свои региональные минкульты, минобры и т. д. Это идет дальше, ниже. Доходит до университетов, школ, каких-то культурных заведений. И к нам идет уже обратная связь от них: ой, мы узнали, нам сказали, что тут интересно поучаствовать, давайте мы у вас поучаствуем. Давайте.
А. П.: Последний вопрос — о Фонде содействия международным культурным коммуникациям, который вы основали прошлой осенью: что за организация, какие цели перед собой ставит?
В. Б.: Организация очень простая. Выдумал, опять же, такое красивое официальное название. Это фонд, специально сделанный под «Музыку перевода» в первую очередь. У меня есть какие-то задумки на перспективу. Собственно, почему я его сделал? Я только года полтора назад сообразил вообще, что я сделал из этой «Музыки перевода», какой потенциал у нее есть. Что это не только развлекуха, что это — начиная с площадки для обучения практическим навыкам студентов… У нас есть договоренности с рядом сильных московских вузов о практике для студентов. Мы берем их студентов на практику, даем нестандартную программу... Я, кстати, сейчас расскажу два слова об этом. Мне кажется, это интересно просто. Вот начиная с этого и кончая международным сотрудничеством взаимным культурным обменом. Поэтому я сделал этот фонд, плюс там была вторая цель, потому что мы же хотим все-таки какие-то спонсорские деньги найти, мы их ищем. Спонсоры коммерческой компании деньги на какой-то культурный проект давать не будут. И даже если дадут, то какие-то разовые, по личным связям, несерьезно. Это не системный подход. А системный подход — должна быть нормальная некоммерческая организация, которая только этим занимается, у которой нет вопросов, как iTrex каждый год говорят: «Это ваш пиар, это ваша кузница кадров». Нет, ну нет тут пиара, такого уж прямо эффективного. Поэтому это шаг к переводу на профессиональном уровне. Мне кажется, что этот конкурс может вырасти в очень серьезное международное событие через сколько-то лет. Я надеюсь, что так может быть. Что касается того, что я упомянул про практики для студентов, мы вместе с издательством «Альпина» и вместе с несколькими вузами — с РосНОУ, с МГУ, с «Вышкой» — придумали практику. Значит, три типа практики для студентов, которые изучают языки. Тип №1 — это для тех, кому интересны сами переводы культурных произведений и все такое. Ребята, смотрите, проверяйте, учитесь на этой практике. Они участвуют в отсеве работ — самый первый уровень. Им это интересно, они для себя открывают новых авторов, еще что-то. Вторая практика — более прикладная тема, это пиар. Потому что мы пытаемся налаживать отношения с зарубежными организациями. Ребята, вы учили, не знаю, хинди, японский, еще какие-то языки. Общайтесь туда. Мы вам расскажем, как строить общение с точки зрения смысла коммуникаций, а вы начинайте коммуницировать. Мы вам поможем отработать ошибки, какие-то ответные реакции. То есть ребята имеют абсолютно реальный практический шанс получить опыт взаимодействия с иностранными организациями — и государственными компаниями, и СМИ. А третья практика самая дурная, по-моему, но у нее есть тоже интересное будущее. Это, по сути, литературный агент, скаут. Потому что англоязычную литературу «просеивают» все подряд, и в принципе она вдоль и поперек известна. Все, что нового будет выходить, заранее известно. А корейскую, китайскую, даже немецкую литературу продвигают культурные институты, но они продвигают вот такой кусочек из огромного пласта. И мы хотим в рамках практики этого типа вместе с издательствами… Я про это говорил с Alpina, предварительно говорили с АСТ и «Эксмо» о том, что они будут совместно с нами этих студентов учить, как находить и выбирать интересную здесь литературу на других языках. То есть это то, чего сейчас не существует в России на самом деле.
А. П.: Прекрасно, когда бизнес подходит так основательно к пониманию своего места и предназначения. И, наверное, многие компании могли поучиться этому. Спасибо большое! Благодарим сегодняшнего нашего гостя Вениамина Бакалинского.
В. Б.: Спасибо!
А. П.: Смотрите нас на SeoPult.TV. Это программа «Удельный вес», меня зовут Александр Плющев. До свидания!