Владимир Чижевский: под Саркастическим Роджером

Александр Плющев: Добрый день, уважаемые телезрители! Вы смотрите программу «Удельный вес» на SeoPult.TV, меня зовут Александр Плющев. В своей передаче мы уделяем много внимания трендам интернета, но в основном это касается мейнстрима. А что находится на неосвещенной, не будем говорить «темной», стороне интернета? Сегодня у нас в гостях идейный вдохновитель, создатель и официальный… Как это называется?
Владимир Чижевский: Член штаба. Где-то немножко режиссура всего этого дела.
А. П.: Неправильно. Это называется официальный учредитель Пиратской партии России Владимир Чижевский.
В. Ч.: Официально да.
А. П.: Володя, добрый день!
В. Ч.: Добрый день!
А. П.: Все-таки, кто такой Владимир Чижевский? Ты сейчас в Пиратской партии на самом деле кто?
В. Ч.: Я официально вхожу в штаб Пиратской партии. Так как у нас там нет определенного лидерства, собираются рабочие группы по каким-то ключевым темам и интересам, так или иначе приходится какие-то тренды освещать. Ну и участвую везде.
А. П.: Ты как был вдохновителем, так, в принципе, и остаешься?
В. Ч.: Да. Я изначально заявил, что никакую официальную должность занимать там не собираюсь и не буду. Единственный интерес — это, наверное, партия в целом и по направлениям в частности.
А. П.: Давай начнем с твоей биографии. Итак, ты бывший подводник. Затем участник группы «Тупые». Позже яркий представитель байкерской группировки Sexton Fo.Z.D, «Ночные волки». Распиши по годам, как эти метаморфозы происходили.
В. Ч.: После школы — это конец 70-х — по стопам отца поступил в Высшее военно-морское училище радиоэлектроники им. Попова, это в Петергофе. Замечательное место, замечательное училище. Буквально через неделю поеду на встречу выпускников туда. Далее, в процессе обучения в Питере, посещал «Сайгон» на пресечении Невского и Владимирской. Было много интересных компаний, этот питерский мейнстрим, андеграунд. И в какое-то время пришло понимание, что военно-морским офицером я быть не хочу. И я начал долгий процесс ухода из вооруженных сил. Раньше там просто так не отпускали, заявление нельзя было написать. Документы подаешь, министр обороны присылает: «Воспитывайте!» Опять подаешь на отчисление — снова: «Воспитывайте!» Хулиганишь и т. д. Но четвертая попытка увенчалась успехом, и меня отпустили на гражданку. Что было далее? Я оказался в Москве. Приехал домой, в общем-то. Естественно, в Москве погрузился в ту же самую культурную среду, андеграунд: все эти музыканты, художники и т. д. Многие по молодости, в том числе и я, увлекались музыкой, музыкальную школу по фортепиано окончил. Поэтому так сложилось, что играл в коллективе «Тупые». Это «тушинский» коллектив, если по районам Москвы смотреть. Ну и в «Рок-лаборатории» происходила определенная жизнь, концертная. Давали какие-то подпольные концерты, какие-то официальные «рок-лабораторские». Группы были такие, как «Звуки Му», ШАХ — это первая реинкарнация официального рока. «Рок-лаборатория» — это была околокомсомольская организация, которая пыталась это дело как-то выстроить, где-то процензурировать, потому что тексты приходилось литовать. Писали, что вот это мы поем, но пели потом немножко по-другому. Тем не менее это была околокомсомольская организация. Кстати, очень помогало в плане того, что нужна была репетиционная база. Приходили в райком комсомола, получали адреса, ходили по сраным подвалам, по каким-то домам культуры, где были всякие кладовки. И находили какие-то репетиционные базы. Самое интересное у нас было бомбоубежище под мастерской по изготовлению гробов. Наверху гробы изготавливали, а внизу было бомбоубежище, где мы сделали репетиционную базу со сценой и т. д. Она просуществовала до первого подпольного рок-концерта. Когда дали концерт, по Москве пошел слух, что там собирается андеграунд-тусовка, и в гости пришла милиция, повязали и т. д. И мы этой репетиционной базы лишились. Ну а далее... Далее я женился и перестал быть музыкантом. Потому что понял, что песни петь — это как павлиний хвост распустить, это есть образ некоего брачного танца. И не был я фронтменом, музыкантом №1, бог таланта не дал. Обычный музыкант, каких много. В общем, где-то в начале 1990-х я работал в рекламе, очень активно. Были мастерские по изготовлению вывесок, витрин, интерьеров и т. д. Довольно-таки успешно. Это еще в совместном «кобзоновском» предприятии было, в Измайлово оно базировалось, оттуда много чего пошло. И мне друзья позвонили в мастерскую, сказали: «Вова, мы нашли место, где можем давать концерты». Я поехал в кафе «Отрадное», там начинался этот Sexton. Мы пришли в кафе, которое имело нарицательное местное наименование «Отрыжка», оно и до сих пор стоит там, на Алтуфьевском шоссе, и начали давать концерты. Конечно, это были аншлаги. Конечно, там были все группы. Там была «Программа А». Звук нам ставил звукорежиссер Пугачевой, аппарат делали сами, саунд был изумительный. Вот чем наши клубы отличались, это изумительным звуком. Когда слушали, например, Лаэртского, это был объем не 3D, а 4D. Это было, конечно, шикарно! Но «Отрыжка» просуществовала недолго. В ней погиб музыкант группы «Монгол-Шуудан» Леша Поляков, который был нашим соучредителем. И мы сначала «слились» в студенческий клуб на Каляевской, там начали проводить рок-концерты. Но там тоже были казусы всякие. Клуб — это такое было зданьице, а вокруг был дом, в котором жило четыре депутата Верховного совета СССР. И когда там, например, выступала группа E.S.T. и все перекрытия прямо качались, было реальное опасение: «А вдруг сейчас это все рухнет?» Хороший был звук. Приезжали мотоциклисты, байкеры, «Ночные волки». И это все творилось в депутатском дворе. Депутаты в какой-то момент решили проблему просто. Они сказали: «Вот вам на Балтийской улице в студенческой общаге первый полуподвальный этаж. Бесплатно, без аренды, забирайте, но только чтобы мы не видели вас в нашем дворе». Мы переехали в этот подвал, делали там ремонт в течение лета. И осенью 1992 года мы открыли там клуб Sexton. Это Саша Хирург название дал. Он как раз охранником в Берлине в этом клубе работал, в Sexton. И как-то решили — давайте возьмем какой-нибудь известный бренд... Саша договорился с берлинским хозяином: «А можно бренд?» Хозяин сказал: «Да ради бога, конечно!» Ну, сделали Sexton, «Могильщик». И зазвучал Sexton. У Sexton тоже было много приключений, реинкарнаций. Там и ЛДПР в этом же здании находились, они там участвовали, Жириновский выступал у нас со сцены. Там же Дмитрий Рогозин частенько бывал, и случались некие казусы. Потому что народ был самый разный. Там были и банкиры, и бандиты, и воры в законе, и все это вместе. И все слушали с удовольствием музыку, веселились. Это было клевое время. Потом Sexton сгорел, вернее, его подожгли. Пейджинговая фирма была наверху, у них были странные финансовые дела. Ну, решили спалить эту фирму, и сгорело все крыло здания вместе с нашим клубом. Так завершился Sexton. Потом были 90-е.
А. П.: Слушай, а когда и как во всей этой истории тебе все-таки пришла в голову идея создания Пиратской партии? Что послужило непосредственным импульсом?
В. Ч.: О, непосредственным импульсом послужил кризис 2008 года. Потому что до кризиса, до 2008 года, мы с Пашей Фроловым занимались раскручиванием всяких байкерских тем. Делали автомотопарады, автомотобикини, вот этот клуб новый Пашин, который Veterans MC. И в 2008 году произошел кризис. Стало вдруг всем ясно, что праздники, корпоративы в ближайшие год-два — это немодно, это не тема, никто не придет, потому что кризис. Так как я человек инженерный, «интернетный», полез в интернет и думаю: «Что-то надо делать другое». Смотрю — ага, есть такой хороший тренд, поднимается в Швеции, немножко в Германии, немножко в Чехии. Люди еще не сорганизовались в партию, кроме как в Швеции. Ну, мы сделали площадочку свою. И люди как-то начали общаться, тема популярная, и вот решили: «Действительно, да, а давайте сделаем партию». Встретились, провели внутренние выборы, как-то организовались, начали действовать.
А. П.: Как пришли к реализации этой идеи? Идеологов и теоретиков у нас много, а реализовать что-нибудь подобное — это довольно трудно. Что происходило? Ты, наверное, как-то встретился с Павлом Рассудовым?
В. Ч.: Нет, Павел Рассудов появился чуть позже. Сначала мы списались в форуме и встретились втроем. Это был Стас Шакиров, потом Владислав... Забыл его фамилию, к сожалению, сейчас он просто не участвует в партии, как-то отошел. И решили втроем: «Ну что? Ну, давайте делать партию». Как ее делать? Где-то там виртуально? Ну, это нереально. Мы в Москве, мы немножко шоумены. Значит, нам надо подавать новостные события, организоваться и провести какой-то съезд, чтобы было. Ну, провели съезд у меня на даче, в Малаховке, с него партия и пошла. Провели выборы председателя в интернете и т. д. Пошел интерес, пошли дела. Начали делать какие-то площадки, участвовать в каких-то мероприятиях с европейскими и мировыми пиратами. В частности, когда начались события в Тунисе… События в Тунисе почему-то сейчас приравнивают к «оранжевым» революциям, которые накачивались финансовыми ресурсами различных разведок. Но Тунис проморгали все: там не было никаких разведок, там был Бен Али, у семьи которого было 80% собственности всего Туниса. Тунис — это вообще большая деревня с одним городом. Молодежь вся училась во Франции. И тут вернулись домой, но как-то не так... И зверствовала у них полиция и т. д. Ну, у них начались волнения. А был же Новый год, это все началось 1-2 января. И когда эти события на улицы пошли, вообще никто не замечал — ни ЦРУ, ни какие-то новостные сайты и т. д. В течение недели или двух приходилось просто кричать: «Люди, там происходят события! Там выключают интернет!». Мы туда кидали dial-up концы, чтобы информацию получать и т. д. Где-то, наверное, числу к 15-му, через две недели, только об этом заговорили. Но когда уже решили там что-то делать или не делать, какие-то разведки заинтересовались, Бен Али обосрался и улетел на самолете. Вот что произошло в Тунисе. А в Египте уже, конечно, начинали работать разведки, накачивали. Про Ливию я вообще не говорю.
А. П.: При всем уважении к «арабской весне», давай вернемся к Пиратской партии. Кого бы ты сейчас, после ухода Павла Рассудова с поста председателя, назвал ее лидером? Я предвосхищаю, что ты ответишь, что там не должно быть лидера, там распределенные функции, обязанности и т. д. Но тем не менее кого нам считать фронтменом, на роль которого ты, как ты сказал о своем музыкальном прошлом, не годился тогда?
В. Ч.: Лидер сейчас проявится, буквально на днях. У нас прошел съезд, сейчас председателем выбран Виталий Карелин, он не москвич, но ребята активные. Они занимаются регистрацией общественной организации, уже подали документы и т. д. Но это все технические дела. А в принципе, действительно, кто будет лидер? Кто сегодня у нас в партии действительно говорит так и вещает? У нас остается действительно активных три человека, которые где-то выступают, к ним прислушиваются. Это Саркис Дарбинян, который взял на себя труд освещать и обрабатывать тему права, то есть всех судебных дел и правовых. Это Артем Козлюк, который с «Роскомсвободой» занимается статистикой, ведет эту тему достаточно хорошо, исследует, набирает материал и предлагает какие-то решения. Остался и Павел Рассудов, который на полгода уезжал из Москвы. Он сейчас вернулся. Правда, у него есть один минус: ему тяжело быть в Москве, он в Подмосковье снимает квартиру, пока строится его новая ипотечная квартира. Из этих трех человек, кто наберет амбиций и способностей быть фронтменом, тот им и станет. Мне кажется, что Павел Рассудов вернется на роль фронтмена, потому что у него есть амбиции, у него есть харизма и авторитет, само собой.
А. П.: На начальном этапе становления Пиратская партия был типичным «копикэт» с западных образцов или вы каким-то своим путем шли?
В. Ч.: Нет. Мы изначально решили, конечно, пойти своим путем. На форуме предлагалось: «А давайте тупо переведем устав шведской партии и т. д.» Ну, перевели, почитали — ерунда какая-то. Европейцы достаточно странные люди, у них какая-то своя шиза, свои юридические заморочки. Ну, и мы решили: давайте определим, какие цели, достаточно ясно, перечислим три-четыре пункта, чем мы занимаемся. Развернем их в двух-трех предложениях. Получился у нас манифест. Под это дело сделали внутренний устав, то есть регламент, как мы выбираем. У нас, в общем-то, все свое, мы все делали под себя.
А. П.: Но ты изначально взял курс на интеграцию Пиратской партии России в международный интернационал, правильно?
В. Ч.: Да. Потому что здесь, если говорить об идеологических или социальных вещах, все-таки надо понимать, что в первую очередь именно техника, цивилизация, инженерия важнее. Мы понимаем, что Сеть общая, провода лежат везде. И если мы занимаемся какими-то общими пиратскими делами, все это должно быть объединено. Например, если нет в какой-то области или районе интернета, банально проводов, банально доступа такого, чтобы люди там сидели, то там нет никакой партийной активности. Сначала идут провода, коммуникации, потом на них появляются люди. Естественно, так как мы сидели на общих коммуникациях, мировых, и пиратские партии были там, и там, и там, то, в общем-то, вопрос, объединятся или нет, не стоял. Стоял вопрос, как объединиться. Решили накидать регламентный устав без каких-либо идеологических заморочек. У нас съездил в Европу Стас Шакиров, подписал его, и интернационал состоялся.
А. П.: При подготовке к сегодняшней программе я наткнулся на позабавившую меня выдачу поисковой системы: Пиратская партия Таджикистана». Много думал. Какова вообще численность и география вашего движения на просторах Рунета?
В. Ч.: На просторах Рунета...

Мы изначально скептически относимся к государствам и границам. Не в том плане, что они не нужны. Это очень важный инструмент для жизни людей. И мы четко понимаем, что если есть Сеть всеобщая, то есть и сеть русскоязычная. Это не то, что где-то у кого-то юридические домены. Это банально люди, которые общаются на русском языке. И территорию людей, которые общаются на русском языке, мы считаем своей территорией — русской, пиратской, или Пиратской партии России.

Именно язык является той границей, которая мешает интегрироваться. Языковая граница — это реальная граница. Поэтому и Казахстан входит в зону нашего влияния, и Украина, и Приднестровье, и Таджикистан. С Таджикистаном очень интересно получилось. Буквально где-то год назад получилось так, что мы сошлись с ребятами из Таджикистана, им понравилось. Они решили самоорганизоваться, сделали у себя Пиратскую партию. Но дело в том, что сейчас в Таджикистане очень все непросто. Там не то что, как у нас говорят, свободу слова «обжимают», там вообще речи об этом не идет: кто не слушается, тот сразу в тюрьму. Поэтому эти ребята, которые сделали Пиратскую партию Таджикистана, находятся в Москве. Хотя отношения у них с правительством и посольством Таджикистана очень хорошие. У них студенческое сообщество здесь, московское, они общаются. Они лояльны Таджикистану и реально хотят процветания для своей родины. Почему бы не использовать такой инструмент, как Пиратская партия? Ну вот, есть такая партия. Правда, она не настолько активна, на территории Таджикистана она сделать сейчас ничего не может. Но факт есть.
А. П.: Каким годом ты датируешь возникновение Пиратской партии России, учитывая, что официальная регистрация в наших условиях ничего не значит?
В. Ч.: Я ее буду датировать, наверное, 2009 годом. Потому что 2008 год — это кризис, зимой люди общались, а в 2009 году мы реально решили: будем делать партию, берем курс на регистрацию и т. д. Выбрали первого председателя, это был Станислав Шакиров. Партия состоялась.
А. П.: Зрители нашего телеканала не очень, возможно, искушены в тонкостях политических движений. Возможно, многие из них до сих пор считают, что Пиратская партия России в основном отстаивает сохранение торрент-трекеров, нелицензионной музыки во «ВКонтакте» и т. д. Вот обрисуй коротко и четко основные постулаты партии сейчас.
В. Ч.: Ну, начнем с торрентов. Речь идет о правах, именно о сетевых правах человека. Что человек может делать в Сети, что не может, на что он имеет право, на что не имеет. Естественно, эти права четко стыкуются и оговариваются именно законодательством тех государств, на территории которых они реализуются. В том числе и авторские права. Это патентные права. Это, наверное, права, уже не только реализуемые в Сети, а реализуемые в офлайне, но посредством Сети. Речь идет об электронной демократии как инструменте. Потом в плане патентов... Сейчас эта тема, патентная, станет достаточно актуальной в связи с событиями в мире и в связи с тем, что центры влияния и поляризации в мире различны. Придется выбирать какую-то патентную позицию, в том числе и нашему государству. Именно в патентном плане мы участвовали уже в таких вещах, как патенты на медицинские препараты, дженерики.

Если в целом говорить, Пиратская партия занимается отстаиванием прав участников Сети в различных аспектах: авторское, патентное, любое другое, — посредством электронной демократии.

А. П.: А перечисли для наших зрителей какие-нибудь результативные действия Пиратской партии России.
В. Ч.: Результативные действия? Ну, сложно их назвать, конечно, победными, потому что начинали мы очень интересно. Когда мы стали Пиратской партией, вдруг оказалось, что нам в Сети, вот конкретно в Сети, и заниматься-то нечем. В 2009 году интернет был абсолютно свободным, там не действовали никакие законы — ни авторские, ни прочие и т. д.
А. П.: То есть «закручивание гаек» совпало с созданием Пиратской партии! Еще неизвестно, что здесь следствие, а что причина.
В. Ч.: Может быть, может быть. Но тем не менее мы первые сели в этот вагон, и поезд пошел. Законы должны сопрягаться с Сетью. Естественно, должны. Как они должны сопрягаться? Мы были немножко, на полкорпуса впереди, мы эти темы обговорили между собой. Мы, скажем так, собрали многие тренды, которые были успешны в Европе и в Америке, это там состоялось, и мы описывали некую систему. Сейчас законодательные дела решаются в Сети достаточно жестким, явочным, полицейским образом, а не на системе саморегулирования и взаимоотношения, скажем, конфликтующих сторон в каком-то суде по закону, как это должно, по идее, решаться. Именно где-то по полицейской указке, когда приходит прокурор… Кто-то нажаловался прокурору, прокурор пришел: «Запретить! Всех посадить» и т. д. Немножко аракчеевщина идет. Ну, я думаю, это пройдет. И когда все конфликты начнут решаться в рамках права и в законодательных институтах, конкретно в судах, и это будет уже отработано и будет происходить само собой, тогда мы, конечно, скажем, что да, мы этот тренд в той или иной мере реализовали. Ну а победой, достижением, наверное, можно назвать то, что мы участвуем в этом процессе активно, и многие наши мысли, наработки, рекомендации так или иначе принимаются, обсуждаются, реализуются и т. д. Но процесс еще не закончен.
А. П.: Неужели не было каких-нибудь отмен законодательных инициатив, которые вы тоже можете записать на свой счет?
В. Ч.: Таких-то глобальных, наверное, нет. Вот только-только появились первые «мизулинские» законы. Об этом много говорили и собрали 100 тыс. подписей о медицинском освидетельствовании госпожи Мизулиной. Ну, нельзя назвать это достижением. Это, в общем-то, процессуальный казус, так скажем. Ну, достижением может быть РОИ. Он создан по схеме, которая была предложена нами, но за одним большим минусом: нет никакого аудита базы данных. И Егор Жуков, кстати, и ушел от Массуха именно из-за того, что попросил: «А давайте я проведу аудит базы данных?» Ему сказали: «А вот тебе!» Что выбирали сейчас в Общественную палату, что там в этом «черном ящике», в базе данных? Базу данных можно любыми данными «накачать», если нет аудита. Кто там видит, кто проверяет, где это публикуется? Аудита нет, поэтому это инструмент хороший, но не доделан. У этого инструмента нет абсолютно никакого доверия. Нет доверия, значит, он нелегитимен. Понятие легитимности все-таки строится на доверии общества. Общество не доверяет РОИ, поэтому как инструмент он использоваться не будет. Мы собрали 100 тыс. подписей на отмену закона. Собралась группа лиц, похихикали там вместе с министром культуры и сказали: «Да ладно, 100 тыс. А кто вы такие?» И законы только ужесточаются. Но, достигнув каких-то пределов, маятник пойдет в другую сторону, потому что сейчас уже в законодательском плане настолько много идиотских инициатив! Ну, дураков везде хватает, мы понимаем. И чтобы где-то быть заметными, они предлагают идиотские законы. Те же кеды или туфли на высоких каблуках…
А. П.: Ну да бог с ними!
В. Ч.: Не приняли! Там и нормальные люди есть, они тоже хотят что-то делать, то есть маятник пойдет в другую сторону рано или поздно.
А. П.: Несколько лет назад еще Пиратскую партию России характеризовали как партию программистов и айтишников, в интернете тоже есть такие определения. Надо сказать, с точки зрения нашего телеканала это самая лучшая аудитория, которая только может быть. Хотя, может, многие с этим не согласятся. Каков, на твой инсайдерский взгляд, состав ППР сейчас?
В. Ч.: Изначально там были айтишники, инженеры. И, в общем-то, до сих пор айтишники и инженеры выдерживают строгую программистскую логику при взгляде на любую проблему. Потому что программист не понимает каких-то гуманитарных ассоциаций и т. д. У программиста все четко: либо да, либо нет. У нас есть даже клише такое идеологическое, которым мы все обрабатываем: что-то либо работает, либо нет, а если оно работает, значит, люди пользуются этим или это на фиг никому не нужно. И такое двойное клише, которым мы всё проверяем. Программисты в этом никогда не дадут ошибиться. Но на самом деле программистов в партии немного, это 5-10%, не больше.
А. П.: А во сколько ты сейчас численность оцениваешь?
В. Ч.: Скажем так, по базе данных, которую мы используем в качестве рассылки, где-то около 10 тыс. Но активных, которые проявляют обратную реакцию, 1,5-2,0 тыс. Те, кто участвует сегодня, после того как нас не зарегистрировали… Хотя мы ведем процессы в суде до сих пор, мы три раза подавали на регистрацию и судимся на эту тему. Четвертый раз не подаем только потому, что заплатим опять денег за очередную регистрацию и будет то же самое. Нам нужны какие-то судебные решения и т. д. Мы не можем избираться ни на местном, ни на каком-то ином уровне, хотя партия должна выступать именно как инструмент демократии… Если партия не работает на это, значит, это не партия, а сообщество. Мы как незарегистрированная партия готовы к выборам, но пока нас еще не пустили. И даже в этот период у нас активных, наверное, человек триста-четыреста, которые буквально еженедельно где-то участвуют... Это, наверное, актив партии.
А. П.: Можно их как-то по политическим взглядам объединить?
В. Ч.: По политическим взглядам нас очень сложно объединить, потому что мы сразу столкнулись с тем, что люди у нас очень разные. У нас есть и православные, есть и атеисты. Есть у нас люди, которые из движения «Наши», а есть либералы, которые входят в какие-то чуть ли не иностранцами проплаченные организации. Но тем не менее есть общие задачи, которые все собираются решать совместно.
А. П.: То есть вас ни на какой фланг не поместишь — ни на левый, ни на правый?
В. Ч.: В этом отношении сложно. Нас, единственное, можно поместить на фланг русского языкаИ если у нас, например, сейчас возникает некая напряженность на границах, связанная с давлением Америки на Евросоюз, что отражается на Украине, то, естественно, мы стоим на стороне той территории, где мы живем. Мы в этом вопросе абсолютно стоим на стороне нашего государства, потому что это вопрос выживания.
А. П.: С 1 ноября 2012 года заработал реестр сайтов, доступ к которым был заблокирован Роскомнадзором. В ответ на это вы сделали «Роскомсвободу» — один из самых ваших заметных, может быть, удачных проектов. Что с ним сейчас?
В. Ч.: «Роскомсвобода» растет. Изначально она была заточена на «черный» список, который подавался по закону Мизулиной о суицидах и прочих мерзостях, которые надо решать в офлайне, а не ловить черных кошек в темной комнате. Но сейчас у нас уже появилось пять разделов, по существу, пять «черных» списков. Да, еще был один судебный, когда суды там что-то запрещали… Там файлы 1.jpg у них были в списке.
А. П.: Это mp3.
В. Ч.: Да. Сейчас это стало более вменяемо. И где-то примерно пять активных «черных» списков. Это наркоконтроль, прокуратура... И статистика ведется, выдаем всю эту историю, нарабатываем какие-то предложения, пытаемся продвинуть их через различные структуры, через тот же РАЭК или совместно с РАЭК. Сейчас совместно с коммунистами подали закон о том, чтобы произведения искусства, произведенные на деньги СССР, пошли в общественное достояние. Такой закон подан. Если переведут в общественное достояние все советские фильмы и произведения искусства, за которые было уже уплачено авторам… И современные капиталисты-правообладатели ни разу здесь ни при чем, они просто хитрой жопой влезли на новых законах, оформив бумаги. Но по какому праву? Это будет такая, наверное, состоявшаяся юридическая победа. Что еще про «Роскомсвободу» сказать? «Роскомсвобода» будет развиваться. Я думаю, будем добавлять некие агрегаторы, собирать статистику, где какие сайты блокируется, как будут работать провайдеры. Видимо, будем создавать некие технические странички, собирающие данные: какой интернет-провайдер, есть ли у него IPv6, какие сайты он блокирует, какие не блокирует. Эту статистику можно собирать без уведомления пользователя, если он зайдет на страницу. Но, естественно, мы люди моральные, мы предложим кнопку: «Нажми на кнопку, пройдет некая анонимная статистика». Если человек не хочет, он не будет нажимать. Будем собирать информацию, и, видимо, будущее «Роскомсвободы», так или иначе, в некоем агрегаторе, который будет собирать статистику о сетевом сегменте, которым мы будем заниматься. Именно в техническом и в правовом поле. У «Роскомсвободы», наверное, большое будущее.
А. П.: В первые годы вашего существования некоторые IT-компании охотно, пусть и негласно, вас поддерживали. Но сейчас с «закручиванием гаек», с изменением менеджмента компаний, я думаю, возможностей этих становится все меньше. Тем не менее кто из индустрии IT вас открыто поддерживает сейчас?
В. Ч.: Сейчас идет реорганизация во всех средствах массовой информации и интернет-провайдерах. Если раньше это были достаточно «самостийно-колхозные» образования, то сейчас им дают хозяина, который гнет определенную государственную политическую линию, и они этой линии следуют. Так, по ощущениям, наверное, ничего не изменилось. Может, даже проще стало работать. Скажем, пять лет назад какой-нибудь «самостийщик» говорил: «А мне это надо или не надо?» А когда ты приходишь в какую-то интернет-компанию, где уже сидит государственный человек, то с государственным человеком есть о чем поговорить. Потому что государственный человек занимается политикой, мы в том числе занимаемся политикой. А с частной компанией, пока ее не начнут бить и преследовать, пока она не прибежит к нам: «Защитите! Дайте вашего адвоката Саркиса Дарбиняна!» — разговора не получается. А с государством именно на уровне чиновников, на уровне этих новых прогосударственных национализированных хозяев диалог даже лучше получается.
А. П.: Каковы твои прогнозы относительно дальнейшего развития интернета? За чем будущее? Вот тот самый маятник пойдет в обратную сторону. Будущее за «глубоким» интернетом, браузером Tor, биткойнами и всем прочим?
В. Ч.: Если мы будем говорить именно о Сети, которая существует, то есть о тех проводах, которые проложены, тех DNS-серверах, которые держат адреса связи, там есть некое ограничение. Естественно, все эти «оверлейные» сети, Tor и прочие, будут иметь свое развитие. Потому что если информация нужна, человек так или иначе ее получит. Даже эти всевозможные законы для меня, так как я владею всеми инструментами, — это два лишних клика до информации. Некое неудобство, хотя и незначительное. Но свет клином не сошелся на Сети, которая сейчас существует. Сейчас огромные сегменты находятся в Китае, огромные сегменты находятся в Индии. Там очень много людей, очень много пользователей, там тянется сумасшедшее оптоволокно. Мы говорим уже о людских ресурсах, на которых держится Сеть, все коммуникации. Здесь очень интересные прогнозы возникают. Например, в Китае, в Индии значительная часть энергии, даже больше, чем на обеспечение процессоров, требуется на охлаждение. Оно дороже. Чтобы охладить, больше денег надо, чем чтобы запустить сам процессор. А у нас в Сибири вообще возобновляемый ресурс холода. Если, например, поставить серваки где-то, чуть ли не на Северном полюсе, но там вода, там неудобно, а где-то в Сибири, где мерзлота уже не тает, а восстанавливается… На границах может быть экологическая катастрофа, а там — вполне! Накапливай холод, ставь сервера и обеспечивай дешевым хранением информации, именно холодом, вот эти массы потребителей Китая, Индии. Кинуть вот эти коммуникации — это такой сегмент! Как мы говорили уже, весь социальный сегмент нарастает именно на технике. Кинуть эти сетевые провода, а потом прокинуть даже и в Европу, да даже и в Америку через Аляску — это именно те технические меры наступления и экспансии, агрессии, на которые обречена Россия. Потому что у нас здесь холодно, у нас девять месяцев в году зима, и нам охлаждать дешевле, чем в Китае. Кто бы какие законы там не вводил, мы как биомасса, как плесень. Если нужен холод, то биомасса человечества, цивилизация поползет в этот холод. Если кто-то против, то его отодвинут. Например, сейчас на Украине против того, чтобы газ шел в Европу. Мы видим, что там случилось из-за этого. Вернее, не на Украине против, а в Америке. На Украине просто трубопровод проходит, там элементарно. Поэтому я вижу основные коммуникации там, где больше людей. А больше людей — это Китай и Индия. Весь центр интернета — это там, к бабке не ходи. В Европе незначительное количество людей. В Америке своя специфика, но они где-то сбоку. Вот куда нам развиваться! И там будут наращиваться свои сети, со своими протоколами, со своими адресными пространствами, которые будут быстрее и т. д. Прогресс не стоит на месте! Мы будем расти вот на этих территориях.
А. П.: Идейный вдохновитель и официальный учредитель Пиратской партии России Владимир Чижевский был сегодня гостем программы «Удельный вес». Большое спасибо!
В. Ч.: Спасибо!